— У Кангерея девять детей. Его внесли, а бездетного Тыная — нет. Почему?
Секретарь аулсовета, мальчик, еще ходивший в школу, тихо пояснил:
— Тынай инвалид. Одна нога короче другой.
— Язык бы ему укоротить. Надоел своими придирками. Пишите! Пусть в трудармии жалуется.
— Закон нарушаешь, — сказал председатель аулсовета, доставая из ящика стола захватанную бумагу. — Написано: больных, инвалидов не брать!
— Инвалид! Для токал[23] годится — и для трудармии сойдет.
— Нехорошие мысли, Такежан. Уж не хочешь ли погреться в чужой кибитке? — тонко заметил председатель аулсовета.
Распахнулась дверь, и вошел сам Тынай. Не поздоровавшись, крикнул с порога:
— Давай пиши меня! А то найду на вас управу!
Председатель аулсовета развел руками:
— Дорогой Тынаке, ты, как всегда, легок на помине. Только о тебе говорили. С радостью бы записал, да председатель колхоза возражает: как хозяйство останется без тебя? Твой язык чище метлы навоз метет!
Все засмеялись, а Тынай пулей вылетел за дверь.
Бестибай слушал, постепенно догадываясь о самом главном: никто из тех, кто приходил в аулсовет, не сказал: «Не могу ехать!» Адаевцы, чьи предки не зря слыли мужественными, гордыми людьми, в тот момент, когда родине угрожал враг, не думали о своих недугах и заботах. Удивительное родство со всеми, кто сидел с ним в аулсовете, чувствовал Бестибай. Это были близкие люди, которых не изменит и не разлучит с ним никакая беда. Бестибаю было просто и хорошо, словно забытая молодость возвратилась к нему, и ужо навсегда.
Еще по пути в баню Бестибай шепнул Басикаре:
— Где-то я видел этого бородача? И голос знакомый.
— Глотка медная, — прошипел Басикара. — До сих пор в ушах звенит.
— Голос как у Сары. Да и сам похож на него. — осторожно добавил Бестибай, но товарищ поднял его на смех.
— Для мыши нет зверя сильнее кошки. Увидели мужика с луженой глоткой — и сразу Сары замерещился. Ты что, тамыр? Совсем… Кости Сары, поди, уж давно шакалы растащили.
— Злые живут долго. Может, еще ходит по земле…
— Видно, твои мозги в спине, — съязвил Басикара. — Помнят камчу Сары…
Но прав оказался Бестибай. Едва они, вымывшись, вышли в предбанник, как из клубов пара возник бородач:
— Кого вижу! Земляки-жанбозовцы! Я вас только голыми и узнал! — гаркнул он. — Салам алейкум, Бестибай, Басикара… Чего молчите? Не узнаете? Сары, сын Жанбоза!
— Как не узнать, — нахмурился Бестибай. — Разрежь змею на три части, все равно змеей останется.
Сары и ухом не повел.
