У нее в палате лежал обгоревший сержант-танкист Павел Хмельнов. Ни бровей у него не осталось, ни ресниц — только глаза на гладком красном блине светились. Да когда открывался рот, зубы белели. На руках у него лишь пеньки от больших пальцев сохранились. Павел зажимал между этим коротким пеньком и круглой лопаткой ладони ложку и ею, вроде бы вывернутой задом наперед, подносил к отверстию рта щи или овсяную кашу. Кормили в ту пору раненых не богато. Так же, вывернув неловко карандаш, Павел и письма мамане в город Рубцовск писал.
Галиной напарницей и соседкой по квартире оказалась Капа, женщина лет под тридцать, красивая, белолицая, с бархатными пушистыми ресницами и круглой темной родинкой на левой щеке. Муж Капы воевал на фронте, а она чуть ли не в открытую жила с довольно-таки пожилым санитаром Боровским. Вечерами, бывало, Капа выпроваживала молоденькую напарницу из дому. Иди, дескать, гуляй где хочешь до полуночи. Страдая и ненавидя соседку, Галя бродила по скрипящему снегу так долго, что домой возвращалась гораздо позже назначенного срока. Часов у нее в те времена не было, а встречи с Боровским, даже уходящим, она боялась. Чего доброго, не сдержится и черт те чего наговорит. А ее ли это дело? Пусть Капа сама разбирается со «старым боровом»!
Не обязательно, было околевать на морозе. И в госпитале для нее нашлось бы дело: и ночной сестре помогла бы, и в тепле бы побыла. Но Галя и этого опасалась. Девчата станут расспрашивать, чего это ей ночами дома не сидится, а она, чего доброго, не утерпит и правду выболтает. Понимала Галя: узнай в госпитале правду о ее беспутной соседке — несдобровать Капе. Однако услышала как-то случайно разговор Капы и старшей сестры отделения Леоновой и поняла, что старшей сестре о Боровском все известно…
В ночь под Новый год Галя застала соседку с распущенными волосами, в слезах. «С боровом своим, должно, не поладила, — догадалась Галя и позлорадствовала: — Поделом! Ишь, нюни-то распустила. Меньше станешь пакостить, охальница! А вырядилась, вырядилась-то… Для борова своего, ясное дело. Сорочка до чего же хороша…»
— Горе меня постигло великое. — Капа повернулась к ней, и Галя увидела набрякшее от слез лицо соседки. — Покарала судьба за грехи… Ох, покарала… Письмо от мамы пришло, а там — извещение… Погиб, Галочка, муж мой, погиб Николай Петрович… «Пал смертью храбрых»… Как теперь жить-то, Галочка?.. Ох ты горе горькое. Никого мне не надо, ежели нет на свете моего Николая Петровича…
