В красной России на всем лежит тень Чрезвычайной комиссии. Никто не может скрыться от ее всевидящего ока. Даже коммунисты трепещут перед ней, ведь одна из ее обязанностей — выявлять паршивых овец в партийных стадах, а так как ЧК никогда не проявляет снисходительности, бывали случаи, когда даже истинных поборников коммунистических идей казнили, заподозрив в них отщепенцев. С другой стороны, паршивая овца, наделенная теми самыми качествами коварства, хитрости и беспринципного обмана, которые и делают ЧК настолько эффективным аппаратом, обычно умудряется спасти свою шкуру.
Один из самых сатанинских методов, которые чекисты скопировали с царских времен и применяют против своих оппонентов, называется в России провокацией. Раньше провокации заключались в том, что агенты-провокаторы умышленно разжигали мятежные настроения и подстрекали к заговорам. Эти течения привлекали к себе ярых революционеров, и, когда заговор созревал и вот-вот должен был окончиться каким-то терактом, в последний момент всех выдавал провокатор, которому нередко удавалось пролезть в число самых доверенных членов революционных группировок. Агентов-провокаторов набирали из всех сословий, но в основном из интеллигенции. Подражая царизму в этом, как и в большинстве его главных черт, большевики используют таких агентов для подстрекательства к антибольшевистским заговорам и щедро награждают провокаторов, которые приносят ненасытной ЧК обильный урожай «контрреволюционных» голов.
Как и при царе, все мыслимые и немыслимые изобретения изощренной подлости применяются для того, чтобы заставить схваченного таким или иным образом пленника выдать его секреты, имена сообщников и сочувствующих. Недаром Марша преследовал страх, что его жену, измотанную и, конечно, недоедающую, если ее вообще кормят, могут подвергнуть такой обработке, которая станет предельным испытанием для ее выдержки. Она не знала, где ее муж, но знала всех его друзей и знакомых, которых наверняка от нее требуют перечислить поименно. По словам Полицейского, она уже дала путаные показания, что не могло не усугубить ее дело. Допросы станут еще безжалостнее, пока в конце концов…
На следующий день после визита к Зоринскому я ровно в одиннадцать часов явился в пустую квартиру под номером 5, написанным мелом на двери черного хода. Это было недалеко от того места, где жил Зоринский, но я шел к дому окольным путем и то и дело оглядывался, убеждаясь в отсутствии слежки. Грязный двор был таким же грязным и шумным, как и раньше, и в зловонии соперничал с темной лестницей. По пути я никого не встретил. Мария, уже не подозрительная, открыла дверь в ответ на три моих удара.
