Одинокий медведь желает, или партия для баса | страница 52
— Карина…
— Что? — шепчут губы. Почему-то безвольно. Странно. Никогда так не было.
— Карин…
И чей-то шамкающий недовольный вопль:
— Че надо? А ну, пошли отсюда! Я милицию вызову.
— Слушай, дед, — раздается надо мной. — Аптечка есть? Ну, успокоительные какие-нибудь? Видишь, плохо человеку.
— Водка есть, — сообщают уже задумчиво.
— Неси.
Через минуту я делаю глоток. Что-то гадкое и — главное — теплое летит вниз по пищеводу.
— А-а-ах! — выдыхаю я… И понимаю, что снова могу дышать. Сипло, правда, но! У меня получается. Хриплю: — Спасибо.
— Да не за что, доню, — смущенно отвечает дед. — Ты чего орала, как оглашенная?
— Машину угнали, — поясняет Серый. — Белая такая, ауди. Тут у вас была.
И я не успеваю удивиться, как он и номера называет.
— Тю-у, та не угнали ее. Маратик бегал, суетился. Глазенками своими сверкал, да верещал как резаный. На эвакуаторе увезли. Гайцы.
— О, — обнимает меня покрепче Серый. — Всего-то. Спасибо, дед, будь здоров.
— Спасибо, — шепчу я, прикидывая, во сколько мне обойдутся хлопоты знойного мужчины.
Купюра из рук Серого деликатно перекочевывает деду в карман.
— Слушай, — рокочет он, — у меня предложение.
— Какое?
— Давай этот сумасшедший день уже закончится.
— А… как же…
— Твоя девочка завтра утром будет ждать под окнами. А сейчас мы просто поедем домой.
И меня накрывает теплой волной. Я привстаю на цыпочки и целую его, держа обеими ладонями шершавый подбородок.
— Я с ума сойду! — выдыхает Серый, сжимая меня до хруста ребер.
И целует в ответ. И отчего-то смеется. Мне хочется спросить — почему такое безобразие, но коснуться губами этого смеха, этого счастья, зачерпнуть из его эмоций света — намного важнее. И я просто не могу оторваться… пока не заканчивается воздух.
— Карина-а-а…
Серый тяжело дышит, его взгляд плывет, а его ладони по-собственнически поддерживают меня чуть ниже спины. Чтобы не упала. Потому что я же на ногах уже не стою, а она все вертится. Или качается. Не важно, пусть просто он меня держит, ладно?..
— Ага, — киваю я и снова тянусь к его губам, у него совершенно потрясающие губы, и целуется он как бог, и…
— Если мы не прервемся, я… честно слово, решу, что… — он глотает слова, и это безумно трогательно и безумно горячо. — Черт. Где здесь пещера? Или место, где нет людей…
Теперь моя очередь смеяться. Над ним. Над собой. Я бы тоже не отказалась сейчас от пещеры. Или осквернить министерский стол Марата — чтобы утром пришел и нашел.
— Это летний Сочи, милый, — я тихо хихикаю своим дурацким мстительным мыслям. — Тут полно людей.