Тогда как цель финансового сектора не минимизация стоимости дорог, электроэнергии, транспорта, воды или образования, а максимальное увеличение стоимости монопольной ренты. С 1980 года приватизация этой инфраструктуры резко ускорилась. Финансовые центры, которые финансиализировали добычу нефти и газа, добычу полезных ископаемых, электроэнергетику, теперь стремятся де-социализировать наиболее важную инфраструктуру общества, в основном для предоставления государственных доходов с целью снижения налогов на финансы, страхование и недвижимость (сектор FIRE).
США начали рано приватизировать железные дороги, электрические и газовые сети, телефонные системы и другие инфраструктурные монополии, но регулировали их через комиссии по коммунальным услугам, чтобы цены на их услуги соответствовали основным затратам на производство. Тем не менее, с 1980-х годов эти естественные инфраструктурные монополии были выведены из государственного владения и приватизированы при незначительном регулировании. При этом использовался предлог, что банковский кредит и финансовое управление, финансируя приватизацию государственных предприятий, делают экономику более эффективной. Тэтчеризм стал катастрофой, наиболее известной на примере экономик стран бывшего СССР после 1991 года, телефонной монополии Карлоса Слима в Мексике, фармацевтических компаний США и кабельного телевидения. Реальность такова, что обслуживание долга (проценты и дивиденды), непомерные вознаграждения руководства, опционы на акции, страховые взносы, слияния и поглощения повышают стоимость ведения бизнеса.
Спекулянты в имущественной сфере и покупатели возможностей вздувания цен при монопольной ренте в кредит имеют схожую философию: «рента для уплаты процентов». Чем выше ставка монопольной ренты, тем больше приватизаторы заплатят банкирам и облигационным инвесторам за права собственности. Финансовый сектор становится основным получателем монопольной и земельной ренты, получая то, что раньше привык получать класс землевладельцев.
Весьма примечательно, что всё это было проделано во имя «свободных рынков», которые финансовые лоббисты переименовали в свободу от государственной собственности или регулирования. Финансовому сектору удалось привлечь антиправительственную идеологию, чтобы лишить общество его достояния и лоббировать задержку принятия законодательства о регулировании. Государственное планирование обвиняют в том, что оно по своей сути бюрократическое, расточительное и зачастую коррумпированное. Как будто история приватизационных сделок не связана с коррупционными инсайдерскими сделками и схемами получения прав на извлечение ренты, что делает такие экономики гораздо менее конкурентоспособными.
