— «Ниссан-кашкай» как полицейский транспорт — это уже само по себе необычно. Но со стеклянной крышей! Это что, шутка такая? А магнитную мигалку-то вы к чему крепите, если у вас нет металлической крыши?
Кортекс оценил замечание и добавил к нему:
— Держим в руке или ставим на приборную доску, как копы в американских сериалах. Пока решения принимаются людьми, которые ничего не смыслят в нашем деле, приходится терпеть подобную херню.
— Это как с фонарями: на всю группу работает только один. Так что мы заказали два новых. И через неделю получили мини-фонарики, которые крепятся на предплечье. Точно такие, как те, что я цепляю своей дочурке, чтобы ее было видно на дороге, когда она в темноте катается на велике. Что нашим шишкам плевать на ситуацию — к этому мы уже привыкли, но вот что плевать и на нас, — это, в конце концов, обидно.
— Думаю, с нытьем пора заканчивать, — вмешался Пассаро. — Вернемся через час, максимум — через два.
Видавший виды автомобиль командира бригады по борьбе с преступностью покинул центральную часть города и поехал вдоль доков. Многоэтажные здания исчезли, уступив место более плотной малоэтажной застройке. Улицы превратились в подъездные аллеи, а дома встречались все реже, пока не началась промышленная зона, которая занимала обширный пустырь, приспособленный для маневров грузовиков самых разных размеров. В конце этой зоны стояли три фургона республиканских рот безопасности, одновременно обозначая начало территории еще невидимого лагеря беженцев. Пассаро припарковался рядом и поприветствовал коллег, одетых в специальную форму стражей правопорядка.
— А что за отношения у вас с ними? — поинтересовался Бастьен, вслед за Пассаро лавируя между фликами и фургонами.
— Скорее, добрые. Это вроде как обязательно: без них никак. Мы чаще обращаемся за помощью к ним, чем в Марсель и в девяносто третий департамент[29]. Но через несколько недель их снимут отсюда для другой работы. А вот мы остаемся здесь. И так всегда. Думаю, мы внушаем им невольное уважение.
За последним фургоном перед ними возник лагерь.
— То, что они называют дерьмовой службой, — это наша повседневность.
Перед Бастьеном, насколько он мог окинуть взглядом огромную территорию, почти на тысяче квадратных метров, простирались окруженные густым лесом дюны. С того места, где он находился, невозможно было понять, какая там почва, потому что все свободное пространство было занято палатками и хлипкими бараками, сооруженными из проржавевшего от дождя металла, кусков дерева и обрывков полиэтиленовой пленки. Все эти жилища повторяли линию дюн, отчего создавалось впечатление бушующего океана мусора.
