Вы не поверите, сколько народу жило вместе в тех старых домах. На Элизабет-стрит, где жили мы, стояло шесть или семь домов. В этих зданиях, высотой, наверное, пять или шесть этажей, проживали пятнадцать или шестнадцать сотен человек. И все пускали постояльцев. Куча парней, которые приехали из Сицилии, были не женаты или оставили свои семьи в Италии. Они появлялись там только ночью, потому что весь день работали, и помимо них там ночевали, должно быть, еще семьсот или восемьсот человек. У нас-то было хорошо, потому что нас было только трое или четверо в трех комнатах, но в других квартирах жили и по семь, и по восемь взрослых, да еще и с десяток детей на такой же площади.
Некоторые запахи были приятными. Помню, например, как рано утром, скажем, в пять часов, можно было почуять запах поджаривавшихся яиц и перца, когда женщины готовили завтраки для своих сыновей и мужей. Но больше всего мне запомнились запахи человеческих тел и кухонных отбросов. Такого понятия, как вывоз мусора, в те дни не существовало, и все просто выбрасывали его на улицу или выставляли в коридор. Боже, какая стояла вонь!
Бедность была повседневной реальностью для большинства семей на Элизабет-стрит, совсем как до́ма в Италии. Более высокие доходы в Нью-Йорке, где даже неквалифицированный рабочий мог получать полтора доллара в день – сумму, в тридцать раз превышавшую пятицентовый заработок на Сицилии, – нивелировались более высокой стоимостью жизни; многие семьи с готовностью терпели лишения только для того, чтобы отправлять побольше денег своим близким на родину. Основными продуктами питания были макароны и овощи: их покупали у бесчисленных лоточников, запруживавших улицы Маленькой Италии. Мясо для большинства оставалось роскошью. Повозки с товарами ползли по пульсирующим улицам, а за ними следовали процессии маленьких детей, которые подбирали все, что с них падало, – или могло упасть при небольшом старании. Лишь у немногих имелось больше одежды, чем та, которую они носили на себе, – плюс, возможно, что-нибудь «на выход». Даже простыни и одеяла были редкостью. Джо Валаки, итальянец, родившийся в Нью-Йорке через несколько месяцев после прибытия с Сицилии семейства Терранова, вспоминал: «В качестве простыней моя мать использовала сшитые вместе мешки из-под цемента. Можете себе представить, насколько грубыми они были».
Найти жилье в переполненных доходных домах Маленькой Италии было достаточно трудно. Работа, хорошая работа с достойными условиями труда и какими-никакими перспективами, оказалась чуть ли не иллюзией. Многие иммигранты – сотни и сотни тысяч – решались пересечь Атлантику, соблазнившись рассказами о несметных богатствах Соединенных Штатов, и они прибывали в Нью-Йорк полными надежд на то, что тоже легко скопят огромное состояние. В жизни же вышло совсем по-другому. Неквалифицированные итальянские рабочие могли рассчитывать только на грязную, черную работу, которой брезговали американцы. Одним из источников случайного заработка для мужчин был сбор утиля – просеивание куч зловонного мусора в поисках бутылок, костей и тряпок, которые можно было сдать за гроши. Иные были заняты на ремонте канализации или строительных работах в подземке либо же управлялись с городскими мусорными баржами
