Решили действовать незамедлительно. Только сынишка Ёла, четырнадцатилетний подросток, подходил для отделения и тянуть время не имело смысла.
Выверив все особенно тщательно, Геометр задумчиво покачал головой. Что-то было не так во всей этой его затее, снова возвращалось противное чувство тревоги, казалось, на время отступившее, однако новая теория слишком увлекла импозантного ученого, чтобы он мог позволить себе хотя бы еще один, уже практический, но эксперимент. Гипотетическое Возвращение состоялось росчерком тончайшего карандашного грифеля.
В секунду падения мальчика его душа высвобождалась и вместе с телом должна была перенестись в Теневую с помощью Циркуля. Самостоятельные способности души проникать за грани и существовать в Том мире не принимались в расчет — такого никто не мог и помыслить. Уже в Теневой душе следовало быть мягко разделенной Геометрической Правкой. Часть ее вернулась бы обратно в тело, а вторая, меньшая, передалась бы Ёлу. Вернувшийся за секунды мальчик, конечно, оказался бы в легком шоке — но рядом ведь проходили линии судьбы врача и трех спасателей, так что все прошло бы гладко. А вот возвращение пропавшего без вести несколько лет назад отца могло стать огромной радостью для семьи. Все складывалось идеально, графики подходили, пересекались, и чистота линий заворожила Геометра. Закравшейся ошибки он не заметил.
Пёс задержался. Высвобожденная душа, избавившись от притупляющей восприятие оболочки тела, мгновенно поняла, что собрался сделать Геометр: его почерком она жила уже не одну сотню лет, и чтобы остановить невозможное деление, вытолкнула мальчишку в Теневую, не отправившись за ним следом. Рассеяно глядя на рассыпающиеся линии связей, — боль, пустота, черно-белый оглушающий мир и ранящие звуки вдыхаемого людьми воздуха — тень осталась на перилах моста, в то время как мальчик оказался в мире прозрачных теней.
Растерянный Геометр отчаянно чертил и чертил что-то, но нить графика, составленного для извлечения этой души, спуталась, неестественно вывернулась и никак не приводила к той упорядоченности, что так любил Геометр.
— Не рискуй понапрасну. Никогда не рискуй понапрасну, — повторял и повторял чертежник, выводя формулы одну за другой, зачеркивая и выстраивая новую прогрессию, стараясь не упустить более ничего.
Выкрашенный бирюзой дом снова вздохнул разговором.
— Ты бы не пил, а?
— Да я немного.
— Тревожно?
— Да чего уж теперь? Тревожно. Сам затеял, а теперь и сына без души оставил.
