обрывается, но логика повествования наводит на мысль, что мать все же храбро бросилась в огонь, став вместе с младенцем мучениками веры в единобожие.
Автор фатвы четыре раза на протяжении всего текста обращается к этому хадису в целях выведения из него дедуктивного доказательства допустимости самоубийства в особых случаях, для блага религии. Первый комментарий, который следует тотчас же после изложения хадиса, гласит: «Мальчик в хадисе приказал королю убить его в интересах религии, и это показывает, что подобный поступок легитимен и не признается самоубийством»[306]. Позже, возвращаясь к сюжету, в тексте поясняется, хотя мальчик не отнял свою жизнь собственной рукой, его убеждение (opinion) было единственным фактором, ведущим к его убийству. Напомним, именно он дал королю совет о безошибочном способе лишения его жизни, что и привело к его неминуемой смерти. Отсюда автор делает вывод, что этот случай практически равнозначен самоубийству и сравним с ситуацией, когда человек, страдающий от болезненных ранений, просит кого-нибудь другого прекратить его страдания. В таком случае он будет виновен в самоубийстве в той же мере, как если бы он убил себя собственноручно, вне зависимости от того, кто именно это сделал, т. к. он этого попросил.
В подкрепление своей позиции о дозволенности самоубийства по религиозным мотивам в исключительных обстоятельствах в документе приводится также хадис о парикмахере дочери фараона Египта из сборника хадисов «Муснад» имама Ахмада ибн Ханбаля (основателя четвертой правовой школы в исламе — ханбализма)[307]. Смысл его очень похож на значение истории со рвом. Кратко изложим его суть.
Однажды случайно дочь фараона узнала о вере в Аллаха своего парикмахера, которая расчесывала ей волосы и, нечаянно уронив расческу, произнесла: «Во имя Аллаха (Бога)!». После чего женщина пояснила в ответ на вопрос своей хозяйки, имела ли она в виду ее отца: «Нет, поскольку мой Господь, так же как и Господь твоего отца, — это Аллах». Когда фараон узнал об этом, он приказал раскалить огромный медный котел и бросить туда женщину и всех ее детей. Ее дети были брошены в котел один за другим на ее глазах, после чего остались только мать с грудным ребенком. Женщина оставалась в нерешительности из-за младенца, но он вдруг заговорил: «О, мать! Прыгай (в котел), поскольку мучения этого мира легче, чем наказание в Жизни грядущей». И она прыгнула. Женщина и ее дети стали мучениками за стойкость в вере, что подтверждается преамбулой к истории этого
