Красные, казалось, поджидали хуторян — вывернулись из-за кургана неожиданно. На переднем верховом заблестела кожаная куртка, заалела красная наискосок полоса на кубанке. Никто в отряде красных не всполошился, не повернул и не поторопил коня. Верховые, как по команде, наклонились к гривам коней. Вот они, совсем близко. Горят на них ремни, звездочки на фуражках и шапках.
— Изготовиться… к бою! — всхрипнул Кулагин и выхватил шашку.
Кто-то сзади Назарьева судорожно зашептал молитву, и кто-то отчаянно выругался. Игнат, предчувствуя явную опасность, побледнел, мелко затряслись пальцы. Настали те самые страшные минуты, пришло то, чего искал и чего боялся. С трудом сдерживая волнение, выхватил маузер. Сходились, замедлив шаг, без крика, без суеты, как перед кулачным боем. Будто заранее об этом договорились. Звякнули шашки, послышалась ругань. Как бывало в детстве, в драке, стиснул Игнат зубы. Не потерять бы самообладание, не озвереть, не испугаться. Люди, схватившись на безымянном поле, начали молча и яростно убивать один другого, будто выполняли привычную и нудную работу. На Игната на вороном коне смело шел молодой в кожаной куртке командир. Почему он выбрал именно его? Принял за старшего в отряде? Розово и холодно сверкнула в предвечерье шашка. Игнат видел его смелые, дерзкие глаза — круглое, черное, молодое, совсем ребячье лицо. Оно было насмешливое и — страшное. Вот он, совсем близко. Рядом. В груди похолодело. Рубанет, и все, все… Звякают шашки, щелкают выстрелы, храпят, стукотят копытами кони. Осталось несколько шагов и… вдруг — меж ними опрометью проскочил верховой. Красный в кожанке рванул поводья, конь его встал на дыбы. Назарьев, пользуясь мигом замешательства, пригнулся и из-за гривы своего коня выстрелил. Ухватился красный командир за грудь обеими руками, скользнула вниз шашка, сверкнул он белками глаз и стал валиться на бок. Лишь на мгновенье Игнат ощутил сильное, новое и непривычное чувство испуга и страха — человека убил. Убил. Нет его. Ударило в пот. Но в тот же момент его охватила какая-то ребячья, слепая радость — он не струсил, убил врага, он не лишний в отряде и смыл пятно позора. «Молодец!» — крикнул сзади кто-то из своих. Вскрик подбодрил его. И тотчас слева из самой гущи сражения вывернулся дебелый красногвардеец. Лицо злое, перекошенное. Он сбоку ловко и легко рубанул Назарьева наотмашь. Игнат почувствовал тупой удар в плечо, грудь будто кипятком ошпарили, и мгновенно ослаб. В глазах потемнело, выпустил из рук поводья. Он не почувствовал боли, ударившись о стылую, смешанную со снегом землю, не шевельнул ногою, когда, пятясь и храпя, на ногах его затопал чужой конь. Не понимал и не видел Назарьев, как волок его в ближайший хутор окровавленный Сысой, не слышал его угроз и злой площадной ругани.
