В финале «Братьев» англичанин рассказывает уже сонному капитану буддийскую легенду о вороне и слоне: «.ворон кинулся за слоном, бежавшим с лесистой горы к океану; всё сокрушая на пути, ломая заросли, слон обрушился в волны – и ворон, томимый “желанием”, пал за ним и, выждав, пока он захлебнулся и вынырнул из волн, опустился на его ушастую тушу; туша плыла, разлагаясь, а ворон жадно клевал её; когда же очнулся, то увидал, что отнесло его на этой туше далеко, туда, откуда даже на крыльях чайки нет возврата, – и закричал жалким голосом, тем, которого так чутко ждет Смерть. Ужасная легенда!»[132]
Капитан согласился: «Да, это ужасно», – и, «посидев из приличия еще пять минут, поднялся, пожал руку англичанину и пошел в свою большую покойную каюту»[133].
Как же вырваться из Цепи? В чем Освобождение? В «Освобождении Толстого» Бунин попытался понять кризис и духовное преображение великого русского писателя как стремление к Освобождению. Жизнь Толстого кажется ему еще одной попыткой разорвать эту Цепь земной жизни, обусловленной принадлежностью писателя к особому роду людей, это люди «жаждущие раствориться, исчезнуть во Всеедином и вместе с тем еще люто страждущие, тоскующие о всех тех ликах, воплощениях, в коих пребывали они, особенно же о каждом миге своего настоящего…»[134].
Один из тех, кто разорвал цепь воплощений – принц Сиддхартха, который «благовествовал, во многом следуя древней священной мудрости, говорившей так:
Царство мира сего и царство смерти – одно; это Искуситель Мара, он же смерть.
Освобождение – в разоблачении духа от его материального одеяния.
Освобождение – в самоотречении…»[135].
В ряду рассказов, наполненных буддийскими аллюзиями или буддийскими реминисценциями, особняком стоит маленький рассказ «Готами»: «Повесть, трижды прекрасная своей краткостью и скромностью, повесть о Готами, которая, сама того не ведая, пришла под сень Благословенного». Если жизнь большинства героев рассказов Бунина подчинена, охвачена иллюзорным стремлением воплощения земного бытия во всех его коллизиях, то совсем иной предстает перед читателем Готами. Неумна, «проста душой» была эта бедная девушка, но ее кротость и тихая прелесть ее очаровали царского сына. А родив дитя, Готами «покорно приняла охлаждение к ней юноши и устранилась от глаз его, дабы не испытывал он смущения и виновности, случайно встречая ее». Она «поселилась в простой хижине на берегу прудов, приняв на себя обязанность кормить лебедей, плававших в тех прудах среди трав и цветов»
