Дети оглянулись на Грига. Он был рядом, он кивал им и подбадривал улыбкой. Тогда дети сосредоточились только на своей игре.
Пока они играли, вокруг сцены происходила такая чертовщина! Над Пианино, как стая диких чаек, вились скрипки, дудки, саксофоны и флейты. Они то и дело с налёту клевали клавиши, а один хищный альт замахнулся смычком и ударил Лидочку по тонким пальцам.
Вокруг Мити образовался горящий круг из свеч, и языки пламени пытались лизнуть его ботинки. Виолончель дрожала и вибрировала, то и дело переходя на шёпот.
Феде тоже приходилось несладко: его пальцы немели от ледяного вихря, который закрутился вокруг него вместе с дико хохочущими трещотками. Шебуршащие маракасы, эти яркие погремушки, большими шмелями носились над ухом и норовили ужалить.
Но никто из детей не дрогнул и не сошёл со сцены.
Как только Лидочка и Пианино собрались петь, на Пианино медным зверем вспрыгнула валторна и стала долбить по лакированной поверхности. Лидочка сбилась.
Она крепко зажмурилась и начала заново, вместе с пианино:
То, что ты придумаешь сам,
Будет всегда с тобой.
Вчера ты придумал музыку,
Зловещий режиссёр знаком подтянул свою армию, и они бойко грянули настолько насмешливый музыкальный выпад, что казалось, будто все инструменты вместе и каждый по отдельности дьявольски хохочут! У директора заложило уши и потрескались стёкла в оправе очков.
Над Лидочкиной головой появились и бряцнули две медные тарелки, и она на миг оглохла. Федя испуганно посмотрел на неё и сделал шаг в её сторону – а вдруг упадёт? Но Лидочка, поймав его взгляд, расправила плечи, улыбнулась и продолжила:
Картины на стенах, ручные часы,
Мой тёплый пушистый плед —
Заряжены музыкой, от которой
Исходит покой и свет.
Тромбон, который недавно напал на Лидочку, уже вытянулся и приготовился к новому прыжку. Но вместо этого он неожиданно издал торжественный звук, и из его горла выплеснулся золотой луч. Обескураженный, тромбон спрятался под Пианино, как нашаливший кот. А Лидочка и Пианино уже перешли к следующей песне о музыканте.
А мелодия осталась ветерком в листве,
Среди людского шума еле уловима.
О несчастных и счастливых,
о добре и зле,
О лютой ненависти и святой любви.
[6]При последних словах сторож-дирижёр мелко затрясся и побледнел, как рубашка под его фраком.
К Лидочке подлетели воины страшного дирижера. Они готовы были начать новую партию, сильнее и страшнее прежней. Девочка втянула голову в плечи.
