Что творится, что творилось
на твоей земле.
Всё в этой музыке,
ты только улови.
Заиграла Федина Флейта, и под её трели золотыми струйками в зал проникли солнечные лучи. С ледяного потолка закапала капель.
Несколько капель упали на блестящую крышку рояля и растеклись по ней, как грустные ноты. Это оказалось так созвучно с душевным состоянием рояля! Он был уже пожилым, он стоял много лет здесь, а ещё больше – в сияющем концертном зале. Ему показалось, что в последнее время он спал, как неуклюжий чёрный медведь, а теперь его словно разбудили. Что ему нужно сейчас на самом деле? Да ничего особенного. Слышать красивые песни и весёлые детские голоса. А ещё он любил играть. Играть! Для всех и со всеми.
И вдруг старый школьный рояль… Нет, это всё-таки надо было увидеть, чтобы поверить! Рояль находился тут же, в углу, его не вынесли из зала, и он казался безучастным и спящим… Но вдруг старый рояль, взмахнув огромным чёрным крылом, взлетел над залом. Нет, не сразу взлетел. Сначала он неуклюже разбежался, а потом как воспрял! И это было неожиданно и опасно. Ещё бы! Такая махина! Над залом нависла чёрная лакированная туча весом 350 кг.
Воины дирижёра от неожиданности сфальшивили: струнные взвизгнули, их смычки резко соскользнули вниз и вонзились в пол, духовые злобно выдохнули, поперхнулись и наконец, неожиданно для себя, выдули снопы ясных золотых лучей. Рояль, всё-таки, – король. За королём тянутся подданные. Так и за роялем потянулась стайка придворных инструментов. Они то порхали, как диковинные птахи, то плавно кружились, то пикировали вниз. Добрые слова песни, солнечные струйки, льющиеся сквозь шторы, и капель вместе с весёлой трелью, точно разбудили их от мрачного колдовского сна.
Злобный дирижёр, сколько ни пытался их угомонить, никак не мог…
– Бунт? – взревел дирижёр. – Вы обязаны мне служить! Вы – мои рабы! И вы ещё пожалеете!
– Мы? Рабы? – запищали, засвистели, затенькали и загудели инструменты.
Инструменты такие чувствительные, они так быстро расстраиваются! И сейчас они были возмущены до глубины музыкальной души. Они сбивали дирижёра- сторожа с ног, а те, кто был посмелее, клевали в голову.
Сторож сжал кулаки, обвёл своих подданных дирижёрской палочкой, как воздушной петлёй. Тех, на кого он указал, ждала расправа. Сначала со стоном загорелся альт. Его корёжило в пламени, но он не сдавался и не вернулся в армию дирижёра. Загорелась крышка старого рояля. Он грохнулся на бок, вывихнув ножку. А скрипка, самая весёлая и бойкая, умолкла от боли. Она плавилась, точно восковая. У чувствительной арфы одна за другой со звоном лопнули струны, и она упала без чувств. Остальные инструменты сбились в кучку и дрожали.
