— И вас тоже, — прерываю я ее.
— И меня тоже… — говорит мама смеясь. — Если мать свою не будешь любить, ты и вообще никого на свете любить не научишься.
— И дом наш, — говорю я как всезнайка.
Но мать не сердится.
— И дом наш, — соглашается она. — А как же? Наш дом не хуже любого другого, пусть в нем хоть сто этажей будет!
— Теперь не будет протекать, мама?
— Крыша, что ли? Отец починил. Теперь не будет протекать.
Воцаряется тишина. Я думаю. Думаю о том, каким может быть дом в сто этажей, и никак не могу его себе представить.
— Мама, — спрашиваю я тихо, — а в Ташкенте есть стоэтажный дом?
— Нет.
— А в Москве?
— Наверное, есть.
— А что, Москва самый большой город?
— Да.
— И больше его нету?
— Может, и есть. Чтобы любить Москву, ты должен любить Ташкент. А чтобы любить Ташкент, люби свой родной Домбрабад, ладно?
— Ладно. А почему?
— Вырастешь, узнаешь. — Мама гладит мой лоб. И почему-то вздыхает.
У меня совсем прошел сон.
— Мама, — пристаю снова. — А что больше: река или море?
— Море.
— А река?
— Река тоже большая.
— Больше нашего Конкуса?
— Больше.
— А Ходжа говорит, что в Чирчике есть река…
Мама смеется:
— Спи, сынок.
Какой уж там сон! Я думаю о реках.
— А летом, — вспоминаю я, — Вали чуть не утонул в Конкусе. Его брат мой старший вытащил из воды!
— Все равно, — говорит мама задумчивым голосом. — Люби Конкус.
— Почему?
— Потому что Конкус — это наш анхор[7]. Мы из него воду пьем.
— Если буду любить, то и другие реки полюблю, да?
Мама снова смеется:
— Конечно.
— И собачку мою любить, да?
— Люби, сынок.
— Мама, а Адхам сумасшедший?
— Это почему же?
— Вчера он швырнул льдом в кошку. И она стала хромать.
— Нельзя обижать животных, сынок. Хватит, пора спать.
— Ладно… Когда вырасту, в Москву поеду?
— Поедешь, сынок, обязательно поедешь.
Мама потихоньку начинает дремать. А я продолжаю мечтать в полутьме, уставившись в потолок. И в мечтах своих то оказываюсь в больших городах, то плыву по рекам. Тихо поскрипывает колыбель. Братишка заплакал. Мама тут же просыпается. Принимается тихонько качать колыбель и петь песню. Мама поет колыбельную братишке, но быстрее убаюкивает меня…
Правда подобна воздуху. Вы дышите воздухом, но не замечаете его. Только теперь я понял: в тех двух легендах, которые так часто рассказывала мне в детстве мать, заложена, оказывается, простая, как жизнь, и глубокая, как жизнь, правда.
