Когда соседи спрашивают ее о здоровье, она успокаивает и их, и себя.
— Э, старею, милые.
Но здесь виновата не только старость. Другие этого не знают, а я знаю. Отлично знаю.
В детстве я переболел многими болезнями: корью, коклюшем, малярией… Поэтому на кухне у нас всегда висела на гвоздях всякая всячина: от вороньих перьев до цветов с этаким странным названием — петушиный гребень. Особенно часто у меня болело горло. Как только промочу ноги, так начинается ангина. До сих пор не могу понять, какая связь между ногами и горлом.
Не помню, сколько мне тогда было лет. Помню только, что был очень маленьким и стояла зима. Мы с братьями отчаянно катались на ногах по блестящим ледяным дорожкам. Я весь взмок. Захотелось пить, и я съел снег. А вечером у меня поднялась температура, открылся кашель. Пробовали полоскать горло квасцами, не помогло, дали выпить отвар сушеного урюка, бесполезно… Началось удушье. Боли особой я не чувствовал, но дышал с трудом. Смутно помню, что терял сознание. В ушах до сих пор стоят причитания матери:
— Ой, что же делать! Ой, сыночек мой умирает!
Она поспешно завернула меня в одеяло и понесла куда-то. Валил снег, но на лицо мне не попадал. Я ощущал на лице горячее дыхание матери, она шла спотыкаясь, тяжело дыша.
Она внесла меня в какой-то тускло освещенный дом. У меня снова потемнело в глазах. А мама все причитала:
— Умирает! Сыночек мой умирает!
— Не отчаивайтесь, Пошша, бог дал болезнь, даст и лекарство.
Я смутно догадался, что это был голос Хаджи-буви.
Хаджи-буви положила, меня навзничь, головой к себе на колени. Сунула мне в рот палец, обмотанный марлей. Сердце у меня чуть не выскочило из груди, я забился, заплакал, но вырваться из рук Хаджи-буви не смог. Я так и не понял, что она сделала с моим горлом, но мне вдруг сразу полегчало. Открываю глаза, а Хаджи-буви улыбается.
— Ну как, лучше? — спросила она, гладя меня по голове.
Затем надо мной склонилась мать. Она все еще всхлипывала, волосы ее были растрепаны, лицо серое.
Через некоторое время я сел и протянул ноги к сандалу. Хаджи-буви заставила меня выпить какую-то горькую жидкость. Затем посмотрела на мать и воскликнула:
— Ой, вай, Пошша-а-а! Что же вы наделали, пропадете ведь!
Мама недоумевающе смотрела то на меня, то на Хаджи-буви.
— Без ног ведь останетесь! — сказала Хаджи-буви, качая головой. — Как же вы пришли в таком виде?
Только тут я увидел калоши мамы, которые стояли у порога. Они были полны снега.
