Лукашик с Чижовым переглянулись...
У крыльца стоит часовой. Из-под глубокой угловатой каски торчит только нос. Суконный серо-зеленый мундир с огромными карманами перехвачен широким кожаным ремнем с пряжкой. На ремне навешаны патронташи, кожаный чехол для лопатки, широкий ножевой штык, маленький пистолетик, фляжка, обшитая сукном, через плечо — жестяная банка с противогазом. Крепкие юфтевые сапоги с широкими голенищами...
Лукашик невольно осматривает себя, потом Чижова. Как «бедно» они выглядят в своем хлопчатобумажном обмундировании, с брезентовыми ремнями, с обмотками, с одним только кожаным патронташем!..
И обыкновенная человеческая злость закипела в груди Лукашика от этого сравнения. «Небось, повоюешь с такими. Сразу чувствуется подготовка... А мы все кричали о мире, строили фабрики, выпускали трактора, а не танки».
Чижов положил жилистую руку на прицельную плавку его винтовки и шепнул:
— Давай назад.
...Бойцы молча слушали, как Лукашик и Чижов, перебивая друг друга, рассказывали о немцах, и любопытство, страх, решимость, как свет и тень, менялись на их лицах.
— У них всего два броневика и пять мотоциклов... — спокойно говорил Чижов.— Если учесть, что нас восемь человек и у каждого по две гранаты, то как раз...
Лукашик нервно махнул рукой и перебил товарища:
— На броневиках малокалиберные пушки, наверное, скорострельные, а на мотоциклах с колясками — с колясками! — подчеркнул он и уколол глазами Чижова,— по пулемету.
— По ручному пулемету! — в тон ему вставил Чижов.— По ручному! И автоматы не у всех. У половины — карабины. Это надо принять во внимание...
— Прими! Их человек шестнадцать, двое на одного нашего. А что у нас? Эта винтовка образца 1891 года?!
— Дробь тридцатого,— уточнил Чижов.— А теперь сорок первый. Не так и много.— Он попробовал улыбнуться, но улыбка получилась довольно горькая.
Лукашик пренебрежительно взглянул на него и, не обращая внимания, продолжал рассказывать, как одеты немцы, чем вооружены.
— Надо уходить отсюда, пока не поздно,— будто подводя итоги, сказал Лукашик и пилоткой вытер пот се лба,— а то они перестреляют нас, как Кныша и Балуева.
Сержант Букатов, который до этого слушал молча, вдруг побагровел:
— Хватит, Лукашик! Что ты паникуешь, как баба? Не твое дело! Я тут командир! Как скажу, так и будет. Немцев испугался! В штаны наложил! Учитель еще мне нашелся!
— Прошу не оскорблять! — вскипел Лукашик.— Очень ты смелый... Пока ты перезарядишь винтовку, он в тебя двадцать пуль всадит.
