Нимфа | страница 36



Возможно, Вероника и ошибалась, но это была ее точ­ка зрения. Наступало время доказать или опровергнуть свой первый жизненный вывод.

И вот пришел день свадьбы.

Накануне Вероника с сердечной болью и тоской ду­мала: скорее бы все кончилось, скорее бы пролетели самые хлопотные и неспокойные в ее жизни часы. Почему-то ни­чего радостного, захватывающего в этом праздничном ри­туале она не находила. Более того, ужасно стеснялась лю­дей, которые увидят ее под руку с таким важным, солид­ным женихом. Ведь сама еще дитя горькое, а уже замуж...

И кто только придумал это шумное зрелище — свадь­бу? Истинное веселье тем, кто со стороны смотрит на гал­дящее сборище, а не молодым, начинающим с этого дня свой жизненный путь. Душевная тревога долго не поки­дала девушку: как все сложится дальше?

Но в действительности все оказалось не так уж сложно и страшно. В загсе Вероника чувствовала себя совсем про­сто. Слова приветствия и поздравления молодым, произ­несенные пожилой заведующей, ее пожелания показались какими-то сухими, заучеными. И не удивительно, это была ее работа — каждодневная, привычная.

После загса отправились в ресторан, где был заранее снят банкетный зал: меньше забот и больше места для танцев.

Вероника испытывала какое-то очень странное, незна­комое прежде чувство, словно видела мир во сне. Хорошо, что рядом постоянно находилась живая, расторопная и все знавшая в свадебном обряде подружка. Она нашептывала Веронике нужные советы, а та легко и даже грациозно исполняла все, что ей говорилось — и в загсе, и у Вечного огня. Именно там, на площади, Вероника впервые по-настоящему почувствовала, что в ее жизни происходят большой перелом. Стоял теплый солнечный день, а ее всю колотило. Легкий ветерок раздувал белое, с серебристыми блестками платье, трепал фату — и пронизывал душу. Ве­роника у обелиска и Вечного огня положила по букетику красных гвоздик, постояла молча, даже не взяв под руку своего суженого, мысленно благословила торжественную минуту и попросила у погибших героев войны — родных, близких, своих и чужих, незнакомых — ниспослать им счастливую долю. У этого святого места со слезами на гла­вах поклялась быть верной женой мужу, доброй, нежной матерью детям, если они будут. Их фотографировали, про­сили улыбнуться, плотнее стать друг к дружке. Вероника же словно окаменела и, казалось, ничего не видела и не слышала.

...Под выкрики «горько» они впервые поцеловались с Жоресом — горячо, в губы. Поцеловались, и ее вдруг опять охватил какой-то необъяснимый страх, будто с минуты на минуту должно было что-то случиться. Потом целовались еще и еще, но Вероника уже не испытывала того необыч­ного чувства. Казалось, Жорес стал ей ближе, она улови­ла в нем что-то новое, приятное, чего раньше не замечала.