Тони развел руками, повернув ладони вверх, и склонил голову набок.
– Плохая ситуация, – сказал он.
Я чувствовала, что он смотрит на меня украдкой, пока я надеваю пальто. Он спросил, что я преподаю и хорошо ли ведут себя мои дети – многие дети в школе его дочери ведут себя как животные. У них нет никакой дисциплины, в этом и проблема. Здесь их жизнь слишком легкая. Я сказала ему, что преподаю взрослым, а не детям, и он рассмеялся с недоверием.
– Что вы их учите? – спросил он. – Как подтирать зад?
Я вела курс писательского мастерства и преподавала каждую неделю. На курсе было двенадцать студентов, которые сидели за столами, составленными в квадрат. Кабинет был на пятом этаже; в начале семестра в этот час там всё еще было светло, но сейчас на улице уже стемнело, и в окнах виднелись наши выгравированные в бликах отражения на фоне жутковатых декораций из пышных грязно-желтых облаков. Группа состояла в основном из женщин. Мне было тяжело сконцентрироваться на том, о чем они говорили. Я сидела в пальто, мое внимание то и дело притягивал вид из окна – странный пейзаж из облаков, который, казалось, не принадлежит ни ночи, ни дню, но чему-то промежуточному и застывшему, месту статического равновесия, где нет ни движения, ни прогресса, ни последовательности событий, которую можно было бы изучить, чтобы извлечь какое-то значение. Желтоватые бесформенные компоненты этого пейзажа внушали не ощущение пустоты, но нечто худшее. Я слышала, как говорят студенты, и удивлялась тому, что они верят в человеческую реальность настолько, что даже могут превращать ее в фантазию. Я чувствовала, что они часто поглядывают на меня, будто издалека. Я вдруг поняла, что они начинают более активно обсуждать какую-то тему, не со мной, а друг с другом, выстраивая между собой знакомую структуру, к которой я их приучила, – так дети, когда боятся, стараются придерживаться тех правил и наставлений, которые они выучили от взрослых и воспринимают как норму. Одна из студенток, как я заметила, взяла на себя роль лидера: она попросила высказаться всех по очереди. Она играла мою роль, но что-то в ее исполнении было неверным: она вмешивалась без надобности, и, вместо того чтобы говорить естественно, студенты смущались и теряли мысль. Один из двух мужчин в группе пытался рассказать о своей собаке. Что такого в этой собаке, спросила моя дублерша, что кажется ему интересным? На лице мужчины отразилась неуверенность. Она красивая, сказал он. Моя дублерша раздраженно всплеснула руками. Вы не можете просто сказать мне, что она красивая. Вам нужно показать мне это. Мужчина смотрел на нее вопрошающе. Ему было за сорок, и в нем было что-то эльфийское: большая голова с куполообразным морщинистым лбом и маленькое тело делали его похожим на состарившегося ребенка. Моя дублерша настаивала на том, чтобы он описал собаку, и она сама смогла увидеть ее красоту. Это была женщина с громким голосом, облаченная в накидки и шали ослепительных цветов, и ее многочисленные украшения бренчали и звенели, когда она начинала активно жестикулировать. Ну, сказал мужчина с сомнением, она довольно большая. Но не тяжелая, добавил он. Он сделал паузу и помотал головой. Я не могу ее описать, сказал он. Просто она красивая.
