Я спросила, какой она породы, и он ответил, что салюки. Арабская охотничья собака, добавил он, которая очень ценится в арабской культуре, до такой степени, что традиционно о салюки говорили как о чем-то промежуточном между зверем и человеком. Эти собаки были единственными животными, которым разрешалось заходить в шатер. Внутри шатра для них делали углубление в песке, чтобы они могли лежать там, как в кровати. Красивые создания, повторил он.
Я спросила, откуда у него такая собака, и он ответил, что купил ее у женщины на юге Франции. Она жила в горах недалеко от Ниццы и разводила щенков салюки. Он отправился туда на машине из своего дома в Кенте и ехал без остановок всю ночь. Когда он добрался до места, усталый, с одеревеневшими руками и ногами, она открыла дверь, и стая салюки побежала вслед за ней. Они были уже большими, даже несмотря на то, что им было всего несколько недель, – быстрыми, легкими и бледными, как призраки. Там, на пороге, они окружили его, тыкаясь в него своими узкими мордочками и ощупывая его лапами – он думал, они свалят его с ног, но по ощущениям было похоже, будто его гладят перьями. Заводчица выдрессировала их – всех девятерых – необычайно добросовестно: в гостиной она положила для него на низкий столик разные закуски, и эти девять щенков, в отличие от других собак, которых он когда-либо видел, вели себя очень достойно, не пытаясь стащить еду; их миски ставились в ряд и наполнялись кормом по расписанию, и они начинали есть только после сигнала. Куда бы хозяйка ни пошла, девять длинных, элегантных носов синхронно следили за ее движениями, словно девять компасов.
Пока он был у нее, она рассказала ему, как научилась разводить этих необычных животных. Она была замужем за бизнесменом, немцем, который по работе часто ездил на Ближний Восток. В какой-то момент им пришлось переехать туда на длительное время; они жили в Омане, где он строил карьеру, а ей без детей и разрешения на работу было просто нечего делать. Ей, судя по всему, было неинтересно играть роль жены, переехавшей ради мужа: вместо этого она проводила время, лежа на пляже и читая романы. Она особенно не предавалась мыслям о своей жизни – о бесцельности такого существования или же о свободе и удовольствии, заключающихся в нем; но однажды, когда она лежала на пляже и читала, перед ее глазами пронеслись странные тени, почти как тени птиц, и она невольно оторвалась от чтения. На фоне прибоя она увидела стаю бегущих собак. Они бежали так тихо, так легко и быстро, что можно было подумать, они ей померещились; но затем, приглядевшись, вдалеке позади них она увидела мужчину – араба в традиционном платье. Пока она наблюдала за ними, араб издал едва слышный звук, и стая собак мгновенно развернулась грациозным полукругом и подбежала к нему. Они сели у его ног, подняв головы, и слушали его, пока он говорил с ними. Эта картина практически безмолвного подчинения и почти мистической эмпатии, которая тем не менее была результатом дисциплины, поразила ее до глубины души: там, на пляже, в слепящую жару, она впервые узнала от араба о природе салюки.
