– Пять лет! – выкрикнул он, хлопая рукой по кожаному рулю. – Удивительно!
Серая лента обочины медленно двигалась назад. Тони часто посматривал на нее, вытягиваясь в кресле. Он сидел прямо и смотрел на дорогу через солнцезащитные очки с зеркальными стеклами, управляя рулем одним пальцем. Его большие тяжелые бедра лежали на сиденье в форме буквы V. На нем была обтягивающая красная футболка, которая выделяла его мощный торс и рельефные предплечья.
– Я люблю Англию, – сказал он. – И очень много люблю английские пирожные. – Он ухмыльнулся. – Особенно хайджек.
– Флэпджек[2], – поправила его я.
– Флэпджек! – вскричал он, запрокидывая голову. – Да, я люблю флэпджек.
Его дочери, продолжил он, нравится ходить в школу – она только о ней и говорит. По утрам она ждет его на лестнице, одетая в школьную форму. Ее учительница сказала, что она читает лучше, чем некоторые десятилетние дети.
– Моя дочь! – вскрикнул он, ударив кулаком в свою мускулистую грудь. – Читает по-английски более хорошо, чем английские дети.
Их семья переехала в Англию три года назад. Единственным человеком, которого они знали, была сестра жены, которая жила в Харлоу. Потом Тони уговорил переехать сюда своего родного и двоюродного братьев. Ему нравится, когда вся семья рядом – он бывает в Албании раз в пару месяцев, едет на машине без остановок до самого дома – но не уверен, хорошо ли это для его жены.
– Из-за этого она не может присвоиться, – сказал он.
– Освоиться, – поправила его я. – Это не дает ей возможности здесь освоиться.
– Да, – сказал Тони, одобрительно кивая головой. – Правильно.
То, что теперь у нее есть здесь семья, на которую она может положиться, продолжил он, мешает ей здесь освоиться. Она так и не завела друзей и боится одна выходить из дома. Она ни разу не была в школе их дочери: Тони водит ее в школу и забирает, ходит на все собрания.
– Собрания, – поправила его я.
– Я люблю собрания, – сказал Тони, широко улыбаясь.
В отличие от дочери, его жена совсем не говорит по-английски.
– А моя дочь, – сказал он, – не говорит по-албански.
Какие-то фразы она понимает, но знает только английский.
То есть фактически, сказала я, мать и дочь не могут говорить друг с другом. Тони медленно кивнул, не отводя взгляда от дороги.
– Другими словами, – сказал он.
На складе я подождала, пока Тони заберет заказ строителя. Я оплатила счет, и мы выехали обратно. На дороге позади нас вдруг из ниоткуда появился маленький побитый грузовик, водитель которого несколько раз нам просигналил и затем вильнул вправо, чтобы поравняться с «ауди» Тони. Водитель помахал руками и наклонился к открытому окну, чтобы крикнуть что-то Тони. Он был небольшого роста, похожий на пирата, с черными усами необычной формы. Тони рассмеялся и нажал на кнопку, чтобы опустить окно. Обе машины ехали рядом, водители кричали что-то друг другу на иностранном языке, а встречная полоса гудела на разные голоса, протестуя. Вскоре грузовик унесся вперед, содержимое его кузова – мусорные мешки, старая мебель, сломанные доски, горы щебня – подпрыгивало вверх и вниз под колышущимся брезентом.
