«Странно она обо всем этом рассказывает, – думал я, слушая внимательно, – Без эмоций абсолютно, как будто не про смерти детей своих речь ведет, а про то, как в магазин сходила…»
– Ужо столькі гадоў прайшло, столькі слёз выплакана, што нічога і не засталося,59 – пояснила Трофимовна. Я к тому времени уже привык, что периодически мои мысли читают, поэтому даже и значения этому не придал.
– А скажите, староверы… кацапы, то бишь, все переселены отсюда были? – поинтересовался я.
– Не, ня ўсе…60
И она рассказала следующее.
До революции то была староверская деревня, это уже ясно. Жило там, как ей рассказывали, около двадцати семей, тихо, мирно, никому не мешали. Довольно-таки неплохо жили, у всех хозяйства были большие, дома красивые, огороды и сады ухоженные. В начале двадцатых всех их вывезли в Сибирь, однако одну семью – Пермяка Никанора, его жену (забыла Трофимовна, как звали ее) и их сына-подростка Анисима – пощадили. Причины этому было две: во-первых, Пермяки заверили, что от бога отреклись, во-вторых – глава семейства Никанор был очень хорошим кузнецом и плотником в одном лице. Никанор умер еще за пару лет до войны, а его жена – ближе к сорок пятому. Их сын Анисим, сразу, как война закончилась, уехал куда-то года на два, никому ничего не объясняя. Вернулся неожиданно, уже с молодой беременной женой Ириной. Та родила ему дочку, через лет семь снова забеременела, но умерла во время родов, и плод не спасли. В общем, Анисим остался один воспитывать семилетнюю дочь Дарью. Со смертью жены он стал нелюдим, начал часто и по многу молиться. По профессии же Анисим был плотником, как и его отец, и, еще будучи относительно не старым, лет сорока пяти, сам себе гроб сколотил; поговаривали, что и спал он в том гробу. Ну и вообще, про него много всяких слухов появляться начало; оно и понятно: когда люди о чем-то хотят знать, а не могут разжиться информацией, то начинают додумывать…
– Ня ведаю, можа я і грашу нагаворвая, але людзі казалі, што, калі Дар’я трохі падрасла, Анісім пачаў жыць з ёй,… як муж з жонкай, прасці мяне, божачка,61 – понизив голос, сообщила Трофимовна и перекрестилась.
В общем, жили они практически затворниками, ни с кем не общались, из дома выходили редко. Однажды, когда Дарье было около двадцати лет, в Спаси въехало семейство цыган – пожилые муж с женой и штук семь детей. Поселились они в пустом доме в конце деревни, вреда от них не было, даже помогали местным, и для себя, вроде как, трудились, не бездельничали и не воровали. Все бы ничего, но старший цыганенок Тишка, а было ему тогда лет двадцать пять-тридцать, положил глаз на невинную (а может быть уже и нет, если слухи были верны) Дашку – дочь Анисима.
