Похожую на себя. Я не могла появиться на прощании перед родственниками, которых я не видела десять лет до того и не увижу ещё столько же после, в облике рейверши с подмосковной поляны, с сознанием, вибрирующим от бита. Я хотела стать обратно той, в чьём мире ещё был дедушка, я хотела домой.
Тем летом между вторым и третьим курсом я взяла с собой на Казантип предельно мало вещей, мне хотелось быть лёгкой, не привязанной ни к чему. Но у меня была ещё маленькая холщовая сумка через плечо, в ней деньги, документы, какие-то мелочи.
И серый камень с фиолетовыми прожилками в форме сердечка, который мне подарил дедушка, это была его последняя безделушка для меня. Кажется, из Израиля. Я взяла камень с собой — талисманом.
И во время одного из рассветов, прямо там, на розовом песчаном пляже, во время кульминации очередного электронного танца, я огляделась и не нашла свою холщовую сумку. Её украли. Мне не было жалко денег, я с лёгкостью попрощалась с деталями той жизни, но камень…
Совершенно не нужный кому-то ещё. И такой важный, неповторимый, неисчерпаемый для меня. Моё непримечательное фиолетовое сердечко, талисман. Который не уберегла. Так и запомню себя восемнадцатилетней, замершей посреди танцпола под открытым небом, и солнце уже поднялось из-за горизонта, но оно только расстраивает меня ещё больше.
И да, тем летом я потихоньку стала прощаться с рейвами, реальность их пересилила. А нашедшему сердечко так с тех пор и обещана награда. Но мне никто его не вернул.
В Нью-Йорке мы поселились в Бруклине на перекрестье нескольких исторических районов. Они прямо на наших глазах становились джентрифицированными, сюда постепенно стекалось мультинациональное профессиональное сообщество с Уолл-стрит, потому что снимать жильё здесь было дешевле, а до Манхэттена добираться близко.
Всего восемь — десять лет назад эти районы Бруклина были почти полностью афроамериканскими.
Я не успела задаться вопросом, что это, собственно, значит. Осознание пришло ко мне само, когда в афише моего любимого театра Brooklyn Academy of Music я обнаружила трёхдневное мероприятие под названием «Dance Africa».
Ближе к делу афиши этого фестиваля заполнили весь город: автобусы, остановки, стены метро. Я стала понимать, что готовится нечто грандиозное.
А когда наступили майские длинные выходные, деловой Нью-Йорк стих, а тусовочный, наоборот, разгулялся. Люди принарядились и словно слегка опьянели. У нас ничего не было запланировано на тот уик-энд, и город как будто сам увлёк нас в свой очередной странный трип. На три дня мы попали в параллельную реальность.
