Также имеет смысл сравнить кровопролитие при Робеспьере с насилием после наступления термидорианского режима и, особенно, при Наполеоне. Во время режима террора Робеспьера, связанного с прогрессивной демократизацией Французской революции, по разным оценкам погибло до 50 000 человек, т. е., скажем, около 0,2 % тогдашнего населения Франции. Это очень мало по сравнению с количеством жертв террора и войн, сопровождавших «экспорт» революции, а вместе с ним и прекращение революционного процесса демократизации. Одна только битва при Ватерлоо, последняя из наполеоновских, привела к гибели или увечьям от 45 000 до 50 000 человек. В ходе предварительных «стычек» у Линьи и у Катр-Бра было 80–90 тысяч убитых и раненых. Когда Наполеон проиграл битву при Лейпциге в 1813 году, теперь почти забытую, погибло около 140 000 человек. И в ходе своего катастрофического похода в Россию Бонапарт оставил позади себя много сотен тысяч убитых и раненых. Однако никто не говорит о наполеоновском терроре, и в Париже есть бесчисленные памятники, улицы и площади, увековечивающие «героические дела» корсиканца. В качестве замены перманентной революции во Франции и, особенно, в Париже на перманентную войну по всей Европе, как писали Маркс и Энгельс, термидорианцы и их преемники «довели до совершенства» террор и в конечном итоге пролили гораздо больше крови, чем было пролито, когда у власти были Робеспьер и его союзники. Демократия была целью революции, и чем радикальнее становилась революция, тем больше демократии она добивалась. Контрреволюция использовала войну для противодействия демократии, буржуазия использовала войну, чтобы остановить часы революционного времени на удобном для нее моменте. И все эти действующие лица пользовались террором для достижения своих целей: террор может привести к демократизации или же, напротив, ей противодействовать. Все еще широко распространенное представление о том, что Робеспьер был кровожадным чудовищем, а Наполеон — великим героем не согласуется с исторической действительностью, это миф. И это в высшей степени недемократический миф, потому что он демонизирует революцию, которая создала и развивала демократию. Это миф, который прославляет войну, типичный инструмент контрреволюции, великого врага демократизации. Это ложный миф, ибо он вызывает отвращение и страх перед революциями среди широких народных масс — тех самых 99 процентов, которые сегодня больше, чем когда-либо выиграют от прогресса в демократизации, которую делает возможной революция, как учит нас история революции Французской.
