.
Таким образом, марксистские критики ответили на обвинения Ленина, заметив, что он сам стал жертвой материалистического «мистицизма», который привел его к церковному мировоззрению, и противопоставили его взглядам своеобразный «открытый материализм», способный к обновлению и развитию[163].
В своих работах Богданов нередко подчеркивает невежество Ленина в области философии и называет «Материализм и эмпириокритицизм» «детской книгой», но фундаментальная ошибка соперника, по его мнению, заключается в превращении марксизма в абсолютную истину.
Действительно, для Ленина марксизм был наукой, но обладал всеми признаками крайне догматичной веры. Его «манихейский» образ мыслей, не допускавший никаких возражений, заставлял его выступать против каждого, кто ставил под сомнение «истинную» доктрину (то есть его собственное понимание марксизма), и провозглашать существование единственной непогрешимой истины. Богданов, напротив, всячески избегал бесплодного догматизма. Маркс был для него только основоположником, чьи действия и идеи необходимо было развивать по мере исторической эволюции человечества.
«Истина, как и сам человек, организационная форма, и разделяет судьбу всех таких форм: живет и умирает. Сменяются поколения людей, сменяются поколения истин»[164].
Марксизм, как и любая теория, неизбежно должен был меняться. В эссе 1914 года Богданов так объясняет свое отношение к Марксу и Энгельсу:
«Несколько лет назад группа молодежи обратилась ко мне с запросом, как могу я считать себя марксистом, когда заведомо не во всем согласен со взглядами Маркса и Энгельса. Я ответил, что только в религиозных сектах обязательно согласие во всем со взглядами основоположников; а в научно-философских школах […] единство основывается на общих методе и точке зрения»[165].
Чрезмерный релятивизм Богданова, конечно, не мог понравиться Ленину. Разный подход двух большевистских деятелей к марксизму отражался и во взглядах на политику и организацию партии. Ленин со своим объективистским догматизмом никогда не смог бы принять «релятивизм» Богданова и, будучи прекрасным тактиком, соглашался с ним только тогда, когда союз с революционером мог быть ему полезен. Богданов же, напротив, считал необходимой внутреннюю диалектику, противоречия, дискуссии, которые вовсе не обязательно должны были заканчиваться расколом; он заявлял, что коллективистское понимание мира вполне совместимо с полной свободой мнений. Сознательный коллективизм, по его мнению, нужно отличать от стадного инстинкта, и при возникновении разногласий внутри сообщества следует прибегать к демократическим процедурам: если большинство принимает неверное решение, меньшинство должно подчиниться, сохранив, впрочем, за собой возможность доказать правильность своей точки зрения. «Окончательное решение приносит только сама практика: жизнь обнаруживает, кто был прав, и кто ошибался»
