Во широкой степи | страница 4
Старик Лоскут был высок и худощав, с прямой спиной — когда он шёл, чудилось со стороны, будто шест вышагивает. Седые длинные усы его висели понуро, да и нос с небольшой горбинкой оттянулся книзу. Лоскут на коне скакал так, что молодым не угнаться, и саблей лихо рубился, из ружья метко стрелял.
В войске у Булавина Лоскут был полковником. С ним Кондратий Афанасьевич советовался чаще, чем с другими: ценил старика за ясный ум и рассудительность.
СУД
Максимова привели к Кондратию Афанасьевичу. Атаман Войска Донского насупившись взглянул на Булавина.
— Вели отпустить меня, Кондрат. Не тебе надо мной суд вершить. Войсковым атаманом меня круг[4] выбирал.
— Развязать ему руки, — приказал Булавин и добавил, обращаясь к Максимову: — Не убежишь. А коли круг тебя выбрал, он же и судить тебя будет.
— Опомнись, Кондрат, — глухо проговорил Максимов. — Царёвы полки на Дон идут. Государь тебя не простит.
Собравшийся круг решил: Лукьяна Максимова и тех атаманов, что жгли станицы восставших и людей губили, предать смерти.
Максимов попробовал заговорить по-другому.
— Браты, — обратился он к кругу. — Я такой же казак, как и вы…
Договорить ему не дали. Зашумели:
— Чёрту ты брат!
— Себе добро наживал, а нас грабил.
— Рядится волк в овечью шкуру!
Новым войсковым атаманом круг выбрал Кондратия Афанасьевича Булавина. Было это в мае 1708 года.
Перво-наперво Булавин приказал снизить цену на хлеб, чтобы не было голода среди вольных людей.
«СТАЛ Я С ВАМИ ЗА ПРАВДУ»
Полки князя Долгорукого вошли в Воронеж. Не зная, что случилось с атаманом Максимовым, Долгорукий написал ему в Черкасск, чтобы тот пустил весть по всем городкам: царское войско идёт, пусть донцы приносят повинную, а станут противиться, будут «пожжены все без остатку».
Булавин повелел собрать в Черкасске круг. Тысячи повстанцев собрались на большом поле. С утра над городком навис зной. Ветер, вяло веявший из степей, прохлады не приносил. Он был сух и горяч, он впитал в себя запахи выжженных трав, среди которых выделялся горький запах полыни.
Казаки то и дело доставали огниво, запаливали трут, раскуривали трубки. От табачного дыма, казалось, меркнет солнце.
Да оно и впрямь стало меркнуть: всё заполняла пришедшая нивесть откуда мгла.
Кондрат Афанасьевич стал на пустую бочку посреди поля. Гул голосов стих.
— Братья-казаки! Ведомо вам, что государевы полки идут на нас для разорения. От рук царёвых карателей уже гибнут вольные люди на Хопре, Северском Донце и Волге. Сгорели их городки и станицы. Слезами и кровью полита их земля. Выбор у нас таков: либо стоять будем за волю до последнего вздоха, либо повинимся перед государем да наденем на себя хомут.
