Когда она подошла к калитке, откуда-то из-за деревьев, плотно окружающих школу, так что даже в солнечную жаркую погоду там было темновато и прохладно, выскользнула мужская фигура и загородила проход. Ну вот, теперь ее еще прибьют или придумают похуже гадость. Но кричать она не будет, больше они не увидят ее страха и беспомощности. И она решительно шагнула к калитке.
Фигура отшатнулась, проход был свободен, и Ольга Матвеевна прошла во двор, ожидая удара в спину. Но сзади торопливый просящий голос:
— Ольга Матвеевна! Подождите!
— Леня? Леня Мартыненко? — не верила Ольга Матвеевна, чувствуя великое облегчение.
— А вы не испугались, — тоже удивленно сказал Леня.
— Почему я должна тебя бояться?
— Не меня, конечно, а вообще вы же всего боитесь, всяких пустяков… Мышей, лягушек…
У Ольги Матвеевны запылали уши.
— Господи, да не лягушек я боюсь, а вас, бесчеловечных! — отчаянно вырвалось у нее. Тут же она пожалела об этом. И когда она научится сдерживаться, не показывать своих чувств ученикам? А собственно, почему не показывать? Ведь так естественно, что она испугалась тогда лягушки. Любой бы испугался на ее месте — от неожиданности.
Ольга Матвеевна спросила официальным, «учительским», как она представляла, тоном:
— Так что тебе надо, Мартыненко?
— Это я закрыл вас в туалете…
Обида с прежней силой придавила Ольгу Матвеевну.
— Иди, Мартыненко, мне нечего тебе сказать.
— Ольга Матвеевна! — заторопился Леня. — Я не потому пришел, что боюсь кого-то или чего-то… Вы ходили по городу, думали, плакали… Я видел. Я тоже ходил, тоже думал… Мне стыдно. Евгения Славовна права: это подлость. А я воевал. И у меня есть медаль. Какие люди были рядом!.. Если бы они узнали… Стыдно!
Леня с силой хлопнул полевой сумкой по забору, и Ольга Матвеевна подумала, что он, как и она, замерз и проголодался. Видно, еще и дома не был.
— Ладно, Леня, иди. Мне тяжело не только из-за этого случая. Наверное, не могу я быть учительницей, не тот характер…
— А вы не отступайте, Ольга Матвеевна, не уходите из школы. Научитесь еще!
— Ты так считаешь?
— Конечно! Самое последнее дело — отступать. Вы же теперь как обстрелянный боец, вам теперь должно быть все не страшно.
— Хорошо, Леня, я ведь еще не решила, я еще подумаю…
На следующий день, войдя в класс, Регина Чеславовна сразу потянулась взглядом к парте, где сидел Мартыненко, и встретилась с его глазами. Расспрашивать ни о чем не стала: раз человек так смотрит, значит, вопрос для его совести решен. Ольга Матвеевна пришла сегодня в школу тоже какая-то новая, повеселевшая. И ничего не говорила о том, что уйдет, на уроки пошла бодрая, даже Пиню вытащила из директорского кабинета и отнесла в биологический.
