Коснется мертвеца и отлетает надаль,
Как будто бы ему и впрямь противна падаль;
Всё это фокусы, но сам владыка тьмы
Притворам волю дал, чтоб в страхе жили мы,
Вольготно посему при нем живут кривляки.
А ты с их помощью господствуешь во мраке,
И все они тебе покорствовать должны,
Поскольку служишь ты подручной Сатаны.
Тебе везде кредит, и голос твой весомей
Всех зелий привозных, в твоем хранимых доме.
Командуй духами где криком, где бичом,
Учи их фокусам Флоренции, причем
Являй им как пример своих злодейств картины,
Убийства разные
[85], французские руины,
А сколько тел и душ ты бесам предала,
Лишенных разума до края довела,
И легионы их, склонясь к нечистой силе,
От Бога отреклись и пекло заселили.
От воплей их могла б ты жалость ощутить,
Свой норов укротить и дьявольскую прыть.
К чему из кожи лезть, искать по белу свету
Таких кудесников, которым равных нету?
Казну и почести, и власть хранить вам впредь,
Чтоб итальянских слуг с их ядами иметь,
Лелеять и кормить пройдох из наглой банды,
Чтоб стала эта мразь знатней, чем наши гранды,
Входящие в совет. Совсем не надо нам
Таких советников, чьи козни тут и там
Несут не мир, но меч, чтоб мстительный, к примеру,
Усвоил их закон, свою отринул веру,
Им ведомо, как злых манить на правый путь,
При этом праведных посулом обмануть.
Безумной Франции злокозненные планы
Подчас закон скрывал, а также мир обманный,
Рядили договор и заключали мир
Всегда обманщики, проныры из проныр.
Так в назидание предстала перед нам
Картина наших бед, пожарища и пламя,
Огонь, слабеющий под тяжестью ствола,
Поскольку нет извне ни света, ни тепла,
Ни миллионов искр, когда под пеплом старым,
Обманчивый сполох вдруг вспыхнет новым жаром.
Пандоры
[86] подлый нрав нам столько бед принес,
Злодейка по канве загадку наших слез
Со смехом вышила иглой на черном поле,
Примеры наших бед, погибели и боли
Вкруг сердца своего, горящей головни,
Способной оживлять угасшие огни.
Второй источник бед — Ахитофел
[87], чьи козни
Отцов и сыновей ведут к взаимной розни,
Се новая чума, еще один злодей,
Се наших внуков страх и даже их детей,
Жестокий кардинал в багряном одеянье,
Таком как жизнь его и все его деянья,
Сей изверг красным стал от крови тех, чей век
Его стараньями до срока меч пресек,
К тому же сластолюб иной запятнан кровью,
Кровосмесительной чудовищной любовью
[88],
Поскольку грешным сим и совершен стократ
Бесовский сей разгул, бессовестный разврат.
Была ужасною кончина кардинала,
И в тот же миг вся рать бесовская восстала,
