Там дома не было, который не пылал,
Мы трупы видели и мертвых лиц оскал.
Нас тоже голод гнал куда-то без привала,
Болел распухший зев и голоса не стало.
На чей-то зов иду и вижу: предо мной
Простерся человек с кровавой головой,
Разбрызган алый мозг по серому порогу,
Взывает раненый с надеждой на подмогу,
Глас угасающий звучит едва-едва,
На здешнем говоре мне слышатся слова:
«Коль, сударь, вы француз, прошу вас боль умерьте,
Хочу лишь одного, хочу недолгой смерти,
Надежда вся на вас, на этот острый меч,
Прошу скорей мои мучения пресечь.
Срубили рейтары меня, и вот досада:
Не мог я их понять, узнать, чего им надо;
Один из них отсек мне руку тесаком,
Взгляните: тут она валялась, а потом
Всадили мне в живот две пули из пистоли».
Бедняга продолжал, стеная из-за боли:
«Еще не худшее пока открылось вам,
Жена брюхатая свалилась где-то там;
Четыре дня назад мы убежать хотели
Глубокой полночью, но дети в колыбели
Взывали жалобно. Ну как же их спасти?
Кому-нибудь продать? И вот нам нет пути.
Желая им помочь, нашли мы здесь могилы.
Но коль охота вам и коль достанет силы,
Войдите, чтоб взглянуть на маленьких ребят,
Которых изрубил проклятый супостат».
Вхожу, и предо мной одно дитя в качалке,
Померкший вижу взгляд и вздох внимаю жалкий
Из посиневших уст, и уловляет слух,
Как тельце тощее, увы, покинул дух,
Я слышал стон еще, а тельце коченело,
И тут предстало мне еще живое тело
Иссохшей женщины, распотрошенной так,
Что вырвал плод из чресл остервенелый враг,
И ноги у нее и руки перебиты,
Но полумертвая привстала для защиты,
Пытаясь заслонить собою малыша,
Любовью и святой отвагою дыша,
Хоть груди высохли и влага глаз, и кожа,
Обильно льется кровь на малыша и ложе.
Пред нами Франция, и горестно глядим
На изможденный лик, который был иным.
Взор умирающей искал детей, блуждая,
Пугался наших лиц, покуда смерть седая
Всех трех не прибрала, и я боюсь, что нас
Их души прокляли в печальный этот час.
Власы вздымаются, когда такое вижу,
Зову я Божий Суд, смертельно ненавижу
Тех, кто нарушил мир, кто, не жалея сил,
По прихоти своей такое сотворил.
Я видел, как душа жестоких трепетала,
Как ужас нападал на храбрецов, бывало.
На истощенный труп кто мог смотреть без слез,
На лик страдальческий, чью душу глад унес?
