Саше уже тогда хватало наблюдательности понять, что за праздничными хлопотами и яркой мишурой Дюк и Мег пытаются спрятать довольно глубокие проблемы, которые не знают как разрешить (до их развода оставался один год). Но рождественская ёлка сверкала, за окном были живописные заснеженные швейцарские пейзажи. Тот новогодний вечер был весёлым.
— Ты сама мне рассказывала, и я сам видел, как положительно повлиял на него этот выбор, — тем временем, продолжил Дюк. — Кто мог подумать, что он решится изменить в своей жизни так многое — новая работа, контакты со столькими новыми людьми, полёт в космос, даже отношения с девушкой. Я несказанно радовался, что он наконец выбрался из своего кокона, в котором промариновался всю юность, и начал жить по-настоящему. Как и ты, я не сомневался, что это было правильное решение.
Саша согласно кивнула, а затем вновь вздохнула и расстроенно покачала головой.
— М-да. А ведь он всегда был убежден, что над ним всюду довлеет опасность. Всегда так старался от всего уберечься, — припомнила она привычки кузена. — А я, помню, всё время ржала над ним, подстрекала, подначивала. Пыталась убедить, что никакой опасности нет.
— Прекрати, — остановил её он. — Бередя эту рану и коря себя, ты никому не сделаешь лучше. Ты ведь знаешь, что Энди был моим единственным ребёнком. Неважно, что его воспитывали главным образом Мег с Тимом. Неважно, что мы виделись с ним по пару раз в год, и он не стремился открывать мне душу. Он всё равно был моим родным сыном. Он погиб молодым, не оставив своих детей, не успев даже начать толком жить. И я никогда в жизни не перестану думать об этом, прокручивать в памяти это событие и винить себя в этом, что не сумел его уберечь.
— Ты не мог ничего сделать.
— Я понимаю. Умом понимаю. Но я обречён на эти терзания, что бы там ни говорили мой собственный разум, ты, Мег, мои родители, психологи, священники или кто-либо ещё. Я не представляю себе, откуда мне взять силы, чтобы жить дальше как прежде, не оглядываясь всё время назад и не думая «а если бы». Так устроена человеческая душа. Или наш мозг, если угодно. И нет смысла обманывать себя, будто мы можем вести себя как-то иначе.
— Да, я понимаю. Ты ведь знаешь, как мне жаль, Дюк.
— Знаю, Саша. И поэтому я прошу тебя сделать то, что следует сделать. Тело моего сына должно быть доставлено на Землю и погребено в присутствии близких людей. Две недели — это достаточный срок, чтобы закончить со всеми этими расследованиями. Все мы и так понимаем, что это был роковой несчастный случай. И я не хотел бы, чтобы из-за бюрократических формальностей наш Энди продолжал ещё невесть сколько лежать в морозилке в трёхстах тысячах километров от дома.
