— Годок — это хорошо, — кивнул Михаил. Смертоносные когти, сила, природная броня и отвратительный нрав, при правильной подаче, доставят яроттцам немало проблем. Михаил сделал мысленную пометку под грифом «Набор команды». — Расскажи мне о местных порядках.
— Порядках? — удивленно переспросил Шарет. — Ты спятил?! Оглянись. Каждый сам за себя. Прав сильнейший.
— А стража?
— Яроттцам плевать. Мы существуем только на арене, за ее порогом мы лишь номера. А кому интересно как живут номера?
— Меньше контроля, меньше проблем, — пробормотал Михаил. Еще один плюс. — И как тут проходит день?
— Просто. — Мужчина хмыкнул. — Не передать, до чего просто. Ближе к полудню начинаются бои. До полудня ты сам себе хозяин — ходи, броди, спи, сри… С бабой можешь покувыркаться.
— Без подробностей. Как тут кормежка?
— Два раза в день! — Шарет оскалился в подобии улыбки.
— Ты злишься что ли?
— А ты слушай…
Заключенные притихли. Воздух загустел, придавленный стылой тишиной, мгновенно растекшейся по тюрьме.
— Семьдесят шестой! Сто сорок пятый! На выход! — прогремел голос. Михаил приложил ладонь к уху — звенит или нет? Казалось, сами стены вздрогнули под акустическим ударом.
— Это б… что такое?
— Там, в центре залы. — Шарет ткнул пальцем, — выход на арену, маленький люк, за ним яроттцы, распределяющие бои и не брезгующие магией.
— Ну, в целом понятно. Когда здесь обед? — Михаил повертел перед глазами измятую тарелку. Никчемный металл.
В это мгновение стегардец понял — Корноухий окончательно спятил.
— Через пару часов.
Михаил призадумался. Впереди — полная неизвестность. Приступ ярости миновал, и теперь он с холодной отчетливостью понимал, что может просто не успеть. Зыбкая сцепка вероятного плана в одно мгновение может превратиться в эфемерную дымку — под крики азартной толпы. Единственное решение — не думать об опасности. Но не думать о ней выше человеческих сил. Костлявый палец смерти в неумолимой викторине мог коснуться номера шесть два пять… Хетч! Михаил резко поднялся. Девять пар глаз сопроводили его немым вопросом. Неопределенно хмыкнув, Дзейра отвернулась.
— Пройдусь, — в никуда сказал Михаил.
Не спеша, осторожно огибая группы заключенных, он двинулся по блоку — в надежде без лишней суеты проанализировать потенциал описанного Шаретом выхода на арену. Увиденное его не обрадовало. В торце каменного куба, пристроенного к внутренней стене, тускло блестел знакомого вида люк. Над люком безвестный автор размашисто нацарапал — «Прощаться здесь». Сквозь смотровые отверстия доносились звуки перебранки.
