Видимо, Чан закалял волю, вырабатывая мужской характер и способность подчинять себя жесткой дисциплине. В то же время он начал серьезно заниматься спортом. И вскоре на первых студенческих атлетических соревнованиях в Нинбо занял третье место в беге.
Свободное от занятий и спорта время он проводил в библиотеке, жадно глотая поступавшие из Шанхая газеты: ему хотелось быть в курсе всех событий, происходивших в мире.
В апреле 1906 года восемнадцатилетний Чан Кайши бросил школу, вернулся домой и решительно объявил матери, что намерен ехать в Японию поступать в военную академию. Рассказы учителя Гу и многочисленные унижения, которые ему довелось претерпеть в жизни, помноженные на гордость и амбициозность, — все вылилось в осознанное желание: вступить в ряды революционеров, вынашивавших в далекой Японии дерзкие планы социального и политического переворота. Более того, он решил стать военным, чтобы как можно активнее участвовать в вооруженной революционной борьбе. «Я считал, что если не поеду за границу, где собирался учиться и примкнуть к революции, то у меня не будет выхода», — вспоминал Чан. О революционной теории Сунь Ятсена он еще мало что знал. «Я только понимал, что ненавижу тухао <“мироедов”> и лешэнь <“злых шэныпи”, то есть алчных сельских грамотеев-чиновников> и что мои враги — злые псы, жадные и продажные бюрократы, которые подавляют сирот и вдов. Я не мог <открыто> говорить об этом в Китае, поэтому хотел уехать. Я считал, что только выехав за границу на учебу, смогу укрепить свои силы. И хотя мои родные решительно воспротивились этому, я решил проявить упорство».
Требовались деньги, и мать, зная, что сына не переубедить, собрала их. «И впоследствии моя покойная мать должна была работать больше, чем обычно, для того, чтобы, экономя на всем, иметь возможность посылать мне средства на учебу», — вспоминал Чан с благодарностью.
Он простился с матерью, нелюбимой женой, родственниками и знакомыми, часто унижавшими его, и отбыл в Нинбо, а затем в Шанхай, за 180 километров от родной деревни, откуда на пассажирском судне отправился в Страну восходящего солнца. Из Нинбо он послал матери свою косу, которую отрезал, дав понять, что вступает на революционный путь. Длинные косы в знак покорности маньчжурам носили все китайские подданные Цинской империи мужского пола. Когда жители деревни узнали об этом, они ужаснулись. Но мать сохранила самообладание: она верила в обожаемого сына и ничего не боялась.
