В целом в начале XX века Китайская империя заключила неравноправные договоры с восемнадцатью державами, в том числе даже с Перу, Бразилией и Мексикой. Иностранные торговцы имели право не платить внутренние торговые пошлины (лицзинь), которые китайские купцы, напротив, обязаны были выплачивать при пересечении границ провинций. Иностранцы обладали также правом создавать свои поселения (сеттльменты) в открытых для них портах. В 1860 году таких портов было пятнадцать, а в начале XX века — уже 107. На территории Китая иностранцы пользовались правом экстерриториальности, или иначе — консульской юрисдикции, то есть были неподсудны китайским судам.
Чан Кайши конечно же не мог не замечать засилья иностранцев, но мысли об антиимпериалистической революции пока не посещали его. Всю вину за полуколониальное положение Китая и за социальное унижение народа он возлагал на правящую маньчжурскую династию Цин, покорившую Китай во второй половине XVII века, а также на продажных китайских чиновников и олигархов — предателей народа. Наиболее крупные из олигархов располагали собственными вооруженными силами и, используя политическую и военную власть, ограничивали инициативу отдельных предпринимателей-частников, а также нещадно грабили население. «Я решил поехать за границу, — записал Чан в дневнике, — … <потому что> страдал из-за упадка дел в моей стране и деградации маньчжуров. Кроме того, я переживал сиротство и горькое положение моей семьи, которую обманывали и унижали. Мне очень хотелось восстать и показать всем свою силу».
Здесь, в Нинбо, жена Чан Кайши забеременела, но сохранить ребенка не смогла. По Сикоу долго ходили слухи, что у нее то ли случился выкидыш, то ли она родила мертвого младенца после того, как «Жуйюань-бандит» зверски избил ее за то, что она посмела ему в чем-то перечить. Мамаша Ван, убитая горем, долго не могла опомниться, и кто-то из соседей слышал, как она кричала на сына: «Из трех видов < сыновьей > непочтительности неимение потомства самая большая»[8].
В начале 1906 года Чан вместе с женой вернулся из Нинбо в Фэнхуа, где стал вновь изучать английский язык. Его учителем оказался некто Дун Сяньгуан, его ровесник, за семь лет до того окончивший англо-китайский колледж в Шанхае. Он называл себя по-английски: Холлингтон Дун. Через много лет, в октябре 1937 года, с согласия Чан Кайши он, во многом используя материалы Мао Сычэна, издаст англоязычную двухтомную биографию Чана. Вот что он там, в частности, вспомнит о своем ученике: «Он был серьезным студентом… Рано просыпался, ополаскивал лицо и в течение получаса стоял на веранде возле своей комнаты. Это была его привычка. Губы плотно сжаты, во взгляде сквозит решимость, руки скрещены на груди… Сейчас мы знаем из его дневника, что в эти несколько месяцев он обдумывал планы поездки в Японию изучать военную науку для того, чтобы лучше подготовить себя к той жизни, которую готов был полностью посвятить своему народу».
