В плеяде нашего поколения Жироду был звездой первой величины. Было время, когда нас завораживали спектакли, в которых играли Жуве, Ренуар, Валентина Тесье[180]. К тому же пьесы Жироду успокаивали нашу совесть – мы себя чувствовали честными людьми и гордились собой, восхищаясь великим писателем и достойными его актерами. Теперь пылкость нашего поклонения поставлена под сомнение. Отсверкавшие словесные фейерверки представляются суровым судьям не более чем золой и погасшими угольями. Однако я только что перечитал всего Жироду, прозу и драматургию, и, если мне и случалось чувствовать утомление от его блестящих и поверхностных приемов изложения, все же он заново покорил меня, и я не изменил к нему отношения. За играми и шутками я разглядел чистоту, благородство и любовь к той Франции, которая и есть истинная Франция, к тому человеку, который и есть настоящий человек. Не все творения Жироду останутся в веках (что можно сказать о любом писателе), но уцелеют несколько дивных страниц, несколько безупречных монологов, несколько фраз, обогативших звучание нашей речи. Тот Жироду, которого я знал и, как живого, вижу сейчас перед собой – улыбчивый и серьезный, насмешливый и строгий, дипломатичный и богемный, – продолжает жить в своих эссе, в «Белле», в «Интермеццо». Пока во Франции будут существовать маленькие городки, жить мелкие служащие, юные девушки и белочки, пока в ней живо воспоминание о Лафонтене, сохранится в ней и незримое присутствие Жироду.
I
«БЕЛЛАК, главный город округа (Верхняя Вьенна); 4600 жителей. Дубильное производство. Родина Жана Жироду». Вот что можно прочесть сегодня в «Малом Ларуссе»[181] – и от чего Жироду пришел бы в восторг. Беллак на всю жизнь остался его излюбленным мифом – воплощением провинциальной Франции. В маленьком городке, где его отец служил инженером в Управлении мостов и дорог, он познакомился с контролером Палаты мер и весов, инспектором учебного округа, учительницей, сделав их персонажами французской действительности. Благодаря ему не только Беллак, но и все расположенные по соседству с ним городки Лимузена – Бессин, Сен-Сюльпис-Лорьер, Шато-Понсак – овеяны поэтической дымкой (как Шато-Тьерри – благодаря Лафонтену, как Ферте-Милон – благодаря Расину). Если в его романе встречается невинная девушка, то это всегда девушка из Беллака. «В представлении его боливийских или австралийских читателей у Франции есть свой Байройт[182]
