Когда испанское завоевание пытаются представить не как захват и уничтожение, но как более щадящий процесс, то поднимают вопрос о синкретичности христианства в Испанской Америке, которое при своем безусловно европейском происхождении вобрало в себя многие местные традиции и обычаи. Эту модель сосуществования в священном пространстве предлагают рассматривать как важнейший признак, часть более масштабной картины сотрудничества и согласия, которые якобы легли в основу политики Испанской Америки в целом. В частности, это позволяет установить причинно-следственную связь между синкретизмом и консенсусом с одной стороны и стабильностью с другой. Стабильность выглядит с этой точки зрения как важнейшая характеристика Испанской Америки и даже, возможно, причина, почему ее общество и в те времена и позднее оказалось менее динамичным, чем общество Британской Америки.
Однако подобная оценка сбрасывает со счетов и те средства, которыми испанцы пользовались для достижения своей цели, и уместность сравнения в целом. В Северной и Южной Америке господствовало стереотипное восприятие коренных народов как грубых, примитивных и нецивилизованных, и этот стереотип провоцировал не только жестокость по отношению к ним и стремление воевать до полного уничтожения, как это было в Мексике, но и истребление всех их отличительных особенностей. Культовые сооружения уничтожались, обряды, которые считались неприемлемыми, искоренялись, при этом испанские авторы, описывая эти обряды, неизменно подчеркивали превосходство испанского правления. И хотя христианские богослужения в Испанской Америке могли содержать элементы компромисса, богослужение должно было быть именно христианским, и этот вопрос не подлежал обсуждению. Инквизиция активно участвовала в борьбе против коренных религий, сжигая идолов.
Это отличало Америку от Евразии. Пусть там тоже существовала заметная религиозная напряженность, но при этом завоевания Османской империи, Великих Моголов и маньчжуров не привели к уничтожению других религиозных практик. Однако испанцы и их потомки никогда численно не превосходили коренное и смешанное население. В результате, хотя испанцы и вели непрекращающуюся войну с языческими божествами и использовали труд местного населения, ослабляя положение коренной знати, при этом они оставляли большие участки земли в руках аборигенов, особенно тех, кто с готовностью вступил в союз с завоевателями.
Испанскую манеру переняли другие европейцы. Миссионерство считали проявлением превосходства, оправданием завоевания и способом обеспечить контроль над местным населением. В конечном итоге оно нанесло туземной культуре удар намного более сильный, чем это было, например, в Индии. Более того, это разрушило связи внутри коренного общества, что, наряду с болезнями, привело к его окончательному распаду. Таким образом, с самого начала завоевание в Новом Свете имело более масштабный и глубокий характер, чем в других регионах. Тут прослеживается идейная связь с той концепцией богоизбранности, под знаменами которой прошла еще Реконкиста. Не следует забывать и о том, что испанскую историю необходимо рассматривать в более широком контексте общеевропейского развития, и что жестокая политика Испании в Америке неразрывно связана с важнейшими событиями западной истории XVI века. Испанию очень беспокоило наступление возрожденного ислама в лице Османской империи и связанное с этим порабощение христиан. Ситуацию осложняла Реформация. С ней напрямую был связан значительный рост религиозного насилия внутри христианского мира, особенно повсеместно распространившийся обычай принижения инакомыслящих, которых приравнивали к животным.
