И вот те на! Красицки заявляет, что уже написал ответ с обещанием приехать! Его слова оказались для бедняги страшным разочарованием.
– Я хочу сесть, – твердым голосом повторил Вулф.
Однако сесть ему так и не пришлось. Разумеется, Красицки ответил, пожалуйста, мол, заходите и чувствуйте себя как дома, но упомянул при этом, что ему придется нас ненадолго оставить, поскольку он как раз сейчас собирался идти в оранжерею. Услышав это, я предложил Вулфу вернуться домой и заняться делом. У нас ведь как-никак своя оранжерея имеется. Тут Вулф вспомнил о моем существовании, представил меня Красицки, и мы обменялись рукопожатиями. После чего наш новый знакомый сказал, что у него зацвел Phalaenopsis Aphrodite, и поинтересовался, не хотим ли мы на него взглянуть.
– Какой вид? – ревниво спросил Вулф. – У меня их восемь.
– Очень редкий! – В голосе Красицки слышались нотки снобизма; я и не думал, что он присущ садовникам. – Phalaenopsis Sanderiana. Целых девятнадцать побегов.
– Святые небеса! – с завистью произнес Вулф. – Я желаю на них взглянуть.
Таким образом, мы так и не сели отдохнуть. В машину мы тоже не вернулись. Впрочем, какая разница – в любом случае Красицки с нами прямо сейчас не поехал бы. Садовник повел нас по уже знакомой дорожке в обратном направлении. Приблизившись к особняку и пристройкам, мы свернули влево, на тропинку, огибавшую кусты и живые бордюры из многолетних растений. Они стояли абсолютно нагие, без листвы, но при этом все равно были аккуратно подстрижены. По пути мы встретили какого-то парня в радужной рубашке, который подкладывал торф под кустарник.
– С тебя десять центов, Энди! – крикнул он. – Как видишь, снега пока нет!
– Обратись к моему адвокату, Гас, – осклабился Красицки.
При подъезде к имению мы не видели оранжерею, поскольку, как оказалось, она располагалась на южной стороне дома. Даже в промозглый декабрьский день оранжерея производила сильное впечатление: особняк на ее фоне выглядел несколько бледно. Мощный каменный фундамент, как и у дома, куполообразная стеклянная крыша – оранжерея была высокой, просторной и красивой. С одной стороны к ней примыкал крытый шифером одноэтажный домик. Как раз к нему и шла тропинка, по которой нас вел Красицки. Всю стену дома опутывал плющ, а дубовая дверь была отделана железом. На ней красовалась здоровенная табличка. Заключенная в рамочку надпись была выполнена красной краской, буквами такими большими, что можно было прочесть и за двадцать шагов:
