– Еще кто-нибудь?
Я собирался отмахнуться, но плечо выразило решительный протест.
– Сколько угодно. Дикерсон, блюдущий честь секции. Розенбаум, прикипевший к мисс Ливси и желающий спасти ее от происков дрянного Казановы. И далее по списку. Но это все чисто академический интерес. В своих теориях мы можем прийти к какому-то выводу, и что тогда? Волны прибоя давно смыли с песка все следы. Хочу повториться: тайна, которую нам надлежит раскрыть, всего одна – когда признать поражение и попросить расчет. К счастью, меня сможет утешить жена. Я намерен помочь мисс Ливси забыть ее ненаглядного Уолдо.
– Проклятье! – Вулф потянулся к пивному бокалу и обнаружил, что тот пуст. Поднял бутылку – и там пусто. Смерил их ненавидящим взглядом. – Полагаю, нам обоим следует отдохнуть. Боль сильная?
– Боль? Какая боль? Я думал, мы еще немного посидим, поболтаем. Распутать такое сложное дело ох как непросто.
– Может, и так. Завтра днем я хотел бы увидеться с миссис Пайн. Пусть подъедет к одиннадцати или после ланча. Муж поможет организовать встречу.
Засим Вулф обеими руками ухватился за край своего стола – знакомая прелюдия к подъему на ноги.
Зазвонил телефон. Я развернул кресло (без стона) и поднял трубку:
– Кабинет Ниро Вулфа. Арчи Гудвин у аппарата.
– Алло, мистер Гудвин? Муж рассказывал мне о вас. Это Сесили Пайн.
– Да, миссис Пайн?
– Я только что вернулась домой после ужина в кабаре, и муж рассказал мне про ваше расследование обстоятельств смерти Уолдо Мура. Я готова помочь, если это в моих силах, и не думаю, что подобные вещи стоит откладывать надолго, так что приеду к вам прямо сейчас. Адрес у меня есть.
Только чудом мне удалось сохранить в голосе деловитость и дружелюбие.
– Боюсь, лучше будет перенести это на завтра, миссис Пайн. Час уже довольно поздний, и мистер Вулф…
Но он все испортил. Схватил трубку на своем аппарате и бесцеремонно вмешался в разговор:
– Говорит Вулф. Буду рад, миссис Пайн, если вы сможете подъехать немедленно. Блестящая мысль! Адрес у вас имеется?
Она ответила, что адрес есть, и что она уже выезжает, и что ехать всего ничего – с Шестьдесят седьмой улицы. Мы с Вулфом положили свои трубки.
– Такая жалость! – сказал Вулф. – Тебе давно пора в кровать, но твое присутствие может понадобиться. Будешь делать заметки.
– И вовсе я не хочу спать, – процедил я сквозь зубы. – Сидел и надеялся, что она позвонит.
