Я показал неплохие результаты по пути вниз с холма и до самой дорожки для верховой езды, но по другую сторону ее начался подъем, и мне, помимо всего прочего, пришлось огибать деревья и кусты, а также перепрыгивать через ограждения. Я бежал напрямик, не отклоняясь от намеченной цели в поисках попутных дорожек, поскольку с востока продолжал доноситься шум, в котором снова отчетливо прозвучали выстрелы. Забавно, но даже во время своего спринтерского забега я переживал за судьбу великолепного каурого коня и от души надеялся, что тот останется целым и невредимым. Наконец впереди показалась ограда парка, но я не увидел никакого движения, хотя с каждым новым шагом шум становился все громче и ближе. Прямо по курсу высилась окружавшая парк каменная стена, и я, не зная, с какой стороны находятся ближайшие ворота, подбежал к этой стене, взобрался на нее и замер, оглядываясь вокруг и пытаясь отдышаться.
Я оказался на углу Шестьдесят пятой улицы и Пятой авеню. В квартале от меня, у ворот парка, Пятая авеню была настолько забита, что движение замерло вовсе. Автомобили, в основном такси, накапливались по обе стороны перекрестка, и пешеходы подтягивались со всех направлений. Пассажиры вставшего автобуса спешили туда же. Над толпой возвышались лошади. Поначалу мне сгоряча показалось, будто их там чертова прорва, но на самом деле было всего шесть или семь, не больше. Все как на подбор гнедые, за исключением уже известного вам каурого жеребца. Я искренне обрадовался, увидев, что с ним все благополучно. Седло на кауром коне пустовало.
Я пробивал себе дорогу в эпицентр событий, когда меня схватил за руку некий субъект в полицейской форме, и провалиться мне на месте, если офицер Хефферан не пропел во все горло:
– Пропустите его, это Гудвин, помощник Ниро Вулфа!
Я с удовольствием поблагодарил бы Хефферана, но по-прежнему еще с трудом дышал после пробежки, так что воздуха на разговоры мне не хватало. Поэтому я просто двинулся дальше и вскоре удовлетворил свое любопытство, не тратя дыхание на расспросы.
Виктор Талботт, в синем жакете и желтых бриджах, по-видимому, также ничуть не пострадал во время бешеной скачки. Он стоял, даже не пытаясь сопротивляться, в окружении державших его за руки служителей закона. На чумазом лице Талботта застыло выражение крайней усталости.
– Вы будете рады услышать, – сообщил я Вулфу вечером того же дня, – что ни один из тех счетов, которые мы рассылаем своим клиентам, не придется направлять в окружную тюрьму. А то, согласитесь, могло получиться неловко.
