– Я желаю говорить с вами наедине.
Он помотал головой:
– Мистер Гудвин – мой помощник, и я полностью ему доверяю. Так что если он не услышит это от вас, то вскоре все равно узнает от меня. Итак, в чем дело?
– Но вопрос сугубо… личный.
– Как и большинство того, что я обсуждаю с посетителями в этом кабинете. Говорите.
– Кроме вас, мне больше не к кому обратиться. – Дороти, сидевшая в одном из желтых кресел прямо перед Вулфом, подалась вперед и оказалась на самом краешке сиденья. – Я не знаю, как мне быть, и очень надеюсь получить толковый совет. Некий человек намеревается сообщить полиции, что я подделала на чеке подпись отца. Он собирается сделать это завтра утром.
На ее лице вновь появилось человеческое выражение: бедняжка сильно нервничала.
– И что, вы действительно взяли грех на душу? – спросил Вулф.
– Подделала ли я чек? Да.
Настала моя очередь изумленно поднимать брови.
– Расскажите об этом, – попросил Вулф.
Рассказ Дороти оказался довольно простым. Покойный отец ограничивал ее в средствах, и год назад она подделала его подпись на чеке на три тысячи долларов. Мистер Киз, разумеется, обнаружил подлог, устроил Дороти сцену и заручился ее обещанием никогда больше так не делать. Однако недавно она подделала еще один чек, уже на пять тысяч долларов. Разумеется, отец был вне себя, но ему и в голову бы не пришло сдать родную дочь полиции.
Спустя два дня после того, как у них состоялся весьма неприятный разговор, мистер Киз был убит. Все свое состояние он завещал дочери, но душеприказчиком назначил адвоката по фамилии Дональдсон, не зная, по словам самой Дороти, как сильно этот человек ее ненавидит. И вот теперь Дональдсон, разбирая бумаги покойного, наткнулся на фальшивый чек с прикрепленной к нему пояснительной запиской, написанной рукой самого Киза. Сегодня днем душеприказчик явился к наследнице предупредить, что намерен выполнить свой долг гражданина и адвоката и, учитывая, при каких обстоятельствах умер мистер Киз, сообщит сей компрометирующий факт полиции. Дональдсон заверил мисс Киз, что для него самого все это чрезвычайно болезненно и неприятно, однако другого пути, увы, нет.
Не скажу, что я открыто злорадствовал, занося эти прискорбные детали в свой блокнот, но, признаюсь, сдержать слезы сочувствия мне удалось без всякого труда.
Вулф же, внимательно выслушав ответы на все свои вопросы, откинулся на спинку кресла и тяжело вздохнул.
– Я могу понять, – пробормотал он, – что вам захотелось избавиться от этой ноши, переложив ее на чужие плечи. Но боюсь, в данном случае я вряд ли смогу что-то сделать. Чего конкретно вы хотите от меня?
