Но когда вечером она собиралась в дорогу, наводила порядок в ателье после ухода работниц, появился он. Линтон. Прошло одиннадцать недель с тех пор, как они виделись, и он оказался еще красивее, чем ей хотелось помнить, такой умиротворенный и спокойный, – Кхин подумала, может, он просто где-то отсиживался все это время. Он стоял в дверях, не вынимая рук из карманов, а глаза его сияли в свете лампы, создавая впечатление, что война ему скорее на пользу, чем наоборот.
– Вы меня не помните? – спросил он.
Кхин слышала рокот армейского грузовика, проехавшего мимо, а потом – тишина и только стук сердца, колотящегося в груди.
– Я еду за детьми.
– Одна?
– Думаете, я не справлюсь?
И вдруг она поняла, что не продержится больше и дня без мужчины, без человека, на которого можно опереться.
– Все будет хорошо, – ласково произнес он.
И от того, как он это сказал, боль вспыхнула огнем, – боль, которой она и не замечала, застывшая в горле, в глазах. Кхин отвернулась, чтобы он не видел ее лица, принялась складывать блузки, а он молча наблюдал за ней.
Надо попросить его уйти, она замужняя женщина, сейчас живет одна, и его визит поздним вечером породит слухи. К тому же боль, которую вызывало его присутствие, была мучительнее, чем боль отсутствия родного человека, поскольку напоминала, как невыносимо и неизбывно одинока Кхин.
– Кхин, – так же ласково произнес он ее имя, и она отложила блузки, погасила лампу и вышла в коридор, ведущий в кухню, где под москитной сеткой спала на циновке.
И только огонь в очаге трепетал в нерешительности.
Линтон подошел вплотную, и она подчинилась тому, что внутри нее, – силе, которая точно знала, чего хочет Кхин, которая поднималась вопреки ее сопротивлению.
Силой этой был Линтон. Без единого слова, при свете очага он овладел ею, словно исполнял долг, словно ее потребности – это его забота, словно он здесь, чтобы удовлетворять их, полностью и окончательно. И Кхин тут же провалилась в ловушку этого служения, к счастью успев, прекратив существовать.
Или, к счастью, войдя в новое бытие – где она была свободна от хронического желания исчезнуть, скрыться от гнетущей силы, которая давила на нее с тех пор, как она держала в руках внутренности отца и все равно выжила. Новая версия Кхин была абсолютна невредима. И было так больно, ужасно больно, когда Линтон – его служение внезапно завершилось, – сославшись на усталость, оставил ее в одиночестве под москитной сеткой.
Он курил внизу, под звездами.
