– Есть некое бесстрашие в доверчивости Со Бенциона, а? Может, только чужак способен доверять бирманцам? Человек, предков которого бирманцы не угнетали веками.
Прохладный ветер с реки напомнил Кхин о горах, которые она преодолела с детьми. Кхин поежилась под пристальным взглядом Линтона.
– Пейте, – велел он.
Она подчинилась, но алкоголь не расслабил, лишь еще больше растревожил.
– Это правда, что говорят? – выпалила она. – Будто вы японский шпион?
Линтона это явно задело. Он хохотнул – сдержанный виноватый смешок, – наклонился, делая последнюю затяжку, и загасил окурок о камень.
– Кто вам такое сказал?
Кхин не ответила – она попросту не помнила, от кого это слышала.
– Наш народ так простодушен. Эта доверчивость делает нас ненадежными.
Линтон пошарил за бревном, достал широкополую шляпу, куртку, набросил ее на плечи. Потом взял в руку винтовку и потянулся всем своим длинным телом, надвинул шляпу на глаза.
– Может, хотите взглянуть на питона, – сонно произнес он из-под шляпы. – Футов пятнадцати в длину. Перед ужином я видел, как он выполз из воды и проглотил крысу, которую присмотрел Санни.
В камышах что-то зашуршало, Кхин вскрикнула, а он хихикнул.
– Почему вы не ночуете в палатке? – сердито спросила она.
– Мне не нравится людской шум.
– Но вы же воюете ради этих людей?
– Спокойной ночи, Кхин.
Он знал ее имя – все это время знал, – и от этого сердце забилось чаще.
А потом она могла только смотреть, не отрывая глаз, на этого бесспорно красивого юношу, которому предстоял бой, а согревал его только огонь гаснущего костра.
Бирманцы, жившие в Билине, ушли из города вместе с бирманской армией, и в громадном двухэтажном кирпичном доме, населенном теперь лишь призраками большого семейства, временно обосновалась Кхин. Деньги от продажи драгоценностей она пустила на покупку швейной машинки и наняла трех женщин-каренок для помощи в швейном ателье (теперь единственном в городе). В портновском искусстве женщины были не ловки, но быстро учились; вскоре Кхин уже обучила их обращаться с машинкой, вышивать, вязать крючком и спицами, которые сама и мастерила, обжигая концы бамбуковых палочек. В обмен на овощи, рис или жареный арахис они начали не только подрубать саронги и кроить мужские рубахи, но и шить изящные платьица для девочек и даже нарядные кофты – бирюзовые с оранжевым узором, алые с ярко-лиловыми полосками.
Я должна забрать детей, напоминала себе Кхин ежедневно, но потом проходил еще один день, в конце которого она отрешенно проваливалась в сон у тлеющего кухонного очага (она не могла спать в кроватях жившей здесь семьи).
