– А как же папа найдет нас, если ты там, а мы здесь? – вырвалось у Луизы, и в маминых глазах мелькнула боль.
– Он узнает, что мы у друзей. Не тревожься.
Вскоре за мамой зашли крестьяне, собиравшиеся в Билин. Луиза, на которую опять напала невыразимая слабость, стояла с братом и сестрами на крыльце дома Лесного Губернатора и смотрела, как мама уходит.
Как она, грациозная и беззащитная, в нежно-розовой блузке, с высоко поднятой головой, исчезает среди деревьев.
Со Лей был ошибкой, и все же, осторожно бредя по грязной тропе из Киоваинга – прочь от детей, даже мимолетные мысли о которых были невыносимы, – Кхин размышляла, а сможет ли когда-либо вновь испытать то, что испытала с ним.
– Кхин, – сказал он в ту страшную ночь, когда не смог организовать спасение Бенни из лап японцев, – это должен был быть я.
Его уверенность в том, как должно быть, – в мире, где ничто не было таким, каким быть должно, – отозвалась в самой глубине ее сердца. Неожиданно она различила скорбь в его глазах – горе, искавшее утешения, которое она могла даровать, хотя бы на время. Она подошла к нему, взяла его лицо в ладони, все еще почти невинно. И впервые увидела, какое у него тонкое, точеное лицо, с таким характерным подбородком – каренским подбородком, – и какие беззащитные губы, слегка приоткрывшиеся, когда он поднял к ней голову, а затем испустившие стон, когда она прижала его лицо к своей груди. Она все еще надеялась, что это лишь утешающая ласка, но не удивилась, когда его ладони легли ей на ягодицы, не удивилась его неистовому желанию прикоснуться к ней и чтобы она прикоснулась к нему.
Прикоснутся ли к ней так когда-нибудь вновь, думала Кхин, спускаясь к ручью, у которого крестьяне-карены устроили передышку. И как легко поверить, что и в этом побеге из дома Лесного Губернатора она не виновата, на этот раз уж точно она жертва – жертва ревности другой женщины. Но невозможно было отрицать сдержанный интерес, который выказывал к ней Лесной Губернатор, а она вдруг обнаружила, что уступает, но не мужчине (вообще-то она и ушла, дабы не вводить его в соблазн), а признанию в ней женщины, желанной даже в ее бедственном положении. Его сдержанное томление пробудило воспоминания о том, что случилось пять лет назад, когда, отчаянно нуждаясь в поддержке, Кхин растворилась в ощущении, что ее понимают, понимают безоговорочно. Да, с Со Леем она пряталась не только от страха за Бенни, но и от смятения, которое поселила в ней любовь к мужчине, с которым она не могла свободно говорить на родном языке и которому слишком часто приходилось объяснять ее каренские особенности. Она и не подозревала,
