– И знаешь, что она сказала? – Кхин смотрела на Со Лея почти с ненавистью. – Она отложила ручку, выпрямилась в кресле – даже не встала мне навстречу – и сказала, таким низким голосом, прямо важная шишка фу-ты ну-ты: «Это он должен сказать вам». И еще: «Вы должны научиться доверять, чтобы быть честными друг с другом». Стерва.
Губы у Кхин дрожали, и она прижала к ним пальцы, будто заставляя себя замолчать. Но она еще не закончила.
– Я хотела сказать: «Думаешь, ты можешь ему доверять? Думаешь, он не путается с другими девками – да со мной практически каждую ночь? Да он самый гнусный лжец!»
Выкрикнув последние слова, она спрятала лицо в ладонях, а Со Лей растерянно смотрел на ее сгорбленную спину и нежные плечи. Как же она одинока, даже неся еще одну жизнь в глубинах своего тела, – такая хрупкая, хотя совсем зрелая женщина, и взывает к нему, чтобы он стал ей опорой.
– Не надо ненавидеть его, Кхин.
– Почему же? – расслышал он сквозь сомкнутые ладони.
Потому что мы сделали с ним то же самое. Потому что мы начали, а он лишь продолжил.
– Потому что ты любишь его, а это важнее измены, – сказал он.
Она посмотрела ему в глаза.
– Люблю я тебя, – прозвучало с ужаснувшей его прямотой.
Дыхание перехватило, Со Лей не сразу сумел понять смысл этой откровенности, означавшей неизменность, а не суетливые сомнения страстных порывов. Она словно заявила: на тяжком жизненном пути это ты – ты, которого я никогда не хотела, – человек, который не подвел меня.
С этого момента страна словно понеслась с обрыва прямиком к войне.
Кхин будто отстранялась от восхитительных финальных моментов своей беременности, хлопоча по дому и беспрерывно занимаясь вязанием, хотя вроде должна была знать, что крошечные кофточки, носочки и шапочки не смогут защитить от беды никого из детей. Бенни, со своей стороны, как истинный боец, ринулся в борьбу с несправедливостью, именно под таким лозунгом, и встал у руля, когда карены организовали мирную и категорически бесполезную общенациональную демонстрацию за предотвращение гражданской войны, прекращение насилия, равное отношение ко всем этническим группам и немедленное создание автономного каренского государства. Со Лей в некотором смысле тоже был грешен, забыв о себе перед лицом истории, творимой сейчас. Впрочем, он понимал, что их общее дело было для него одновременно способом отвлечься – от Кхин, от Грейс, от упущенного шанса на любовь.
И заодно отвлечься от того, что он все чаще замечал в Бенни, – его неверности Кхин, которая могла проявляться в самых невинных моментах жизни (боже правый, да даже в
