– Ты помнишь, что придет Со Лей? – выговорила она собачке.
Можно было поверить, что Подружка в восторге от новости, что она обладает способностью понимать каждое слово Луизы и взволнованно тявкает не только предвкушая чай с двумя ложками сахара, но и от любви, которую тоже питает к Со Лею, часто навещавшему их в последнее время.
Собачка потрусила на лестничную площадку следом за Луизой, которая решила глянуть сверху, что творится на первом этаже, где уже вовсю шли приготовления к вечернему приему в честь ее дня рождения. Несколько рабочих двигали мебель в гостиной, освобождая место для оркестра и танцев, садовники принесли охапки маминых цветов, а два парня с новой папиной фабрики прохладительных напитков разгружали тележки с бутылками. Подружка носом подталкивала Луизу к лестнице, но шум заставил обеих обернуться – то был папин голос, – и через открытую дверь родительской спальни Луиза увидела папу, сидящего у окна. Они жили в южном пригороде Инсейна – который сам по себе пригород Рангуна, в восьми милях по шоссе, – и Луиза знала, что папа специально придумал так, чтоб окно выходило на их владения и каренскую деревню Тамаинг по другую сторону шоссе. Именно из-за деревни, часто напоминал папа, он выбрал это место, где организовал большое хозяйство, в котором всегда роятся толпы работников-каренов. «Они помогли мне, карены, – говорил папа Луизе. – И мы никогда не должны забывать о них».
Наверное, уже вечереет – папа только что из душа, влажные волосы туго обмотаны платком («Ничто не выпрямляет волосы лучше, чем носовой платок!»), он уже облачился в белый костюм и что-то громко декламировал в раскрытое окно. Его послеобеденная молитва, «торжественное упражнение в благодарности», как он любит говорить, – единственное время, когда Луиза видит отца сидящим спокойно. Он такой большой, такой подвижный, такой сильный, и голос у него такой зычный, а походка тяжелая. Но когда он возвел глаза ввысь, внутри словно зашевелился мрак из ее снов, и Луиза подумала, что, может, никакого Бога и нет, может, ее папа просто маленький потерявшийся мальчик.
Подружка потащила ее в кухню, а там мама уже пила чай. Мама всегда предпочитала есть со слугами, как будто проводить время с семьей ей не нравилось.
– Ты позанималась? – строго спросила она Луизу.
Сегодня вечером Луиза должна была сыграть небольшую пьеску на пианино, но заниматься она ужасно не любила. Чтобы выручить девочку, одна из кухарок протянула ей чашку холодного чая, который Луиза вылила в собачью миску, предварительно размешав щедрую порцию сахара. Но только когда на поверхности чая расплылась жирная пенка от кипевшего на плите молока, Подружка принялась жадно лакать пенистое лакомство.
