Последнее утверждение, произнесенное с улыбкой, неожиданно заставило Бенни улыбнуться в ответ, обезоружив его ровно в тот момент, когда Со Лей выдал самый оглушительный залп:
– Запомни мои слова, Бенни. С Аун Саном или без него, но бирманцы обязательно попытаются стереть нас с лица земли. А призывы Аун Сана к единению приведут к распаду Бирмы. Вот поэтому, с англичанами или без них, но мы создаем свой собственный союз. Каренский национальный союз. Если Лондон действительно хочет обеспечить мир в будущем, единственный путь – разделить Бирму на автономные национальные государства.
– А если этого не произойдет?
Со Лей вернулся к своему креслу, взял недопитую бутылку и медленно осушил ее. Поставив бутылку на место, поднял воспаленные глаза на Бенни.
– То, что ты сделал для народа каренов, не секрет, – что сделали твои деловые мозги, твои финансовые умения. Если так случится, что англичане уступят Аун Сану, мы должны быть готовы.
– Ты говоришь о… об оружии?
– Сколько ты можешь выделить нам?
Бенни захотелось сказать Со Лею, что все простил, что он любит его так же преданно, как в тот день, когда они в последний раз сидели вместе у ручья в Кхули, но это было бы неправдой: если уже слишком поздно, упущено время для мирного объединения Бирмы, то точно так же слишком поздно возрождать мир, который царил меж ними. То, что произошло, так или иначе будет причинять боль им обоим.
– Я почти все вкладываю в бизнес, – пробормотал Бенни, но уже чувствовал, что уступает, – в нем просыпался забытый инстинкт противостоять несправедливости. – Собственно, капитала у меня не так уж много. Деньги постоянно приходят и уходят…
– У нас есть люди, которые ограбили несколько банков на севере…
– Боже правый, Со Лей!
– Мы могли бы объединить эти деньги с твоими…
– Ты говоришь об отмывании денег!
Со Лей рассмеялся с тоской приговоренного.
– Дураки успокаивают себя простыми истинами и простой моралью, Бенни. Если ты намерен оставаться чертовым дураком, то будь, по крайней мере, дураком на нашей стороне!
Несколько месяцев спустя, в сентябре 1946-го, когда Луиза проснулась после дневного сна в свой шестой день рождения, – точнее, когда ее разбудил белый скотч-терьер Подружка, чьи настойчивые лапы и язык требовали чаю, – Луизу охватило ощущение, будто она спаслась от чего-то жуткого. Это чувство часто возникало, когда она просыпалась в просторной светлой комнате с кремовыми китайскими шторами, заваленной куклами и игрушками. Подружка (которая, как говорил папа, «случайно оказалась девочкой») тыкалась мокрым носом в ухо Луизы до тех пор, пока та не рассмеялась, хотя до-чайная церемония требовала, чтобы она недовольно хмурилась.
