– Есть и другие клубы, – твердила Кхин. – Действуй!
Ему казалось, что она с трудом выносит запах человека, каким он стал, – человека, которого тошнило при мысли о светских разговорах, натянутых улыбках, болтовне, скользящей по мелководью пустопорожней чепухи, с мимолетными – и таящими угрозу – омутами всплесков искренности. Нет. Это не для него, больше не для него.
Сколько раз, проснувшись рядом с Кхин, – которая не прикасалась к нему и к которой он не мог заставить себя прикоснуться, то ли из робости, то ли из-за отсутствия интереса – он усаживался в свое старое кресло у окна с видом на горы и каренскую деревню Тамаинг. По рассказам Кхин, деревню сожгли дотла и сейчас она пытается возродиться. Бенни смотрел на деревушку, теряющуюся в зелени, и гадал, с какой стати он вообще возомнил, будто имеет право вмешиваться в дела каренов. Теперь даже само место это казалось ему чужим – не только Инсейн и даже не Бирма, а вообще планета. Этот дождь за окном, к которому хочется прикоснуться, пропитаться влагой; просвет в клубящихся облаках; буйно заросший склон холма; дорога, что змеится вокруг холма с такой… определенностью. Весь этот мир сотворен для человека, уверенного в том, что он здесь – или где бы то ни было – на своем месте. Шум детских игр разносился по дому – голоса дочерей, напевающих или мечтающих (Представь, что ты принцесса, Луиза, и твои родители умерли, а злая ведьма захватила власть и заставила тебя делать всю работу по дому), топот Джонни, несущегося вниз по холму, и Молли, спешащей, спотыкаясь, следом (Это мой сачок, Джонни! Я буду ловить креветок! Мааама!), – и наваливалась всепроникающая печаль, и Бенни понимал, что страдания, уготованные детям, неотвратимы, что потери неизбежны. Одному Богу ведомо, сколько боли они уже пережили, пока он сидел в тюрьме, – вот и еще один источник его чувства неуместности. Ему лишь в общих чертах рассказали, что сначала детей увезли в Киоваинг, где жил Лесной Губернатор, потом в Билин и, наконец, в далекую каренскую деревню, где они обходились без матери, потому что Кхин зарабатывала им на пропитание и тщетно пыталась разузнать о судьбе мужа.
Бенни все чаще запирался в своем бывшем кабинете, прячась от умоляющих взглядов Кхин и шумной возни детей, прикрываясь тем, будто строит планы. Что именно?.. Ну… лекарства. Импорт. У меня есть связи в Швейцарии. Ты ведь слышала про «Ла Рош»?
– Как продвигается? – нервно спрашивала Кхин, заглядывая к нему.
