– Разбираюсь с цифрами, – отвечал он.
Как же он ее жалел. Она все еще лелеяла надежду, что однажды вместо этого потерянного мужчины возникнет тот, прежний, составлявший ее мир.
Но в пропасти, что ширилась между ними, Бенни видел призраки мужчин, с которыми она встречалась. Входят и выходят, прямо призраки, и у каждого стоит, сказал Не Вин. Зачем он нужен Кхин? Она выжила без него, справилась.
– Я иду спать, – в конце концов подавленно говорила Кхин.
И тишина в доме становилась невыносимой.
Тогда он вставал и наталкивался на свое отражение в овальном зеркале у двери. И, прежде чем погасить керосиновую лампу, успевал заметить свое лицо, глядящее на него, – осунувшееся, набрякшие веки, застывшие в гримасе губы: затравленный призрак, судорожно цепляющийся за мир живых.
Он боялся, что вблизи Рита окажется куда менее понятной или, напротив, выяснится, что они настолько хорошо понимают друг друга, что у него не останется выбора – лишь подать на развод с Кхин. Но когда Бенни ввели в ангар для свиданий – прошло девять месяцев после освобождения, – как только он увидел Риту, сидящую в блеклом свете ламп, он понял, что бояться нечего. Сердце его разрывалось от сострадания. От одиночества, исходившего от нее, хотелось заорать – от ярости, злости. Но не от страсти.
Сначала они просто присматривались, переживая неожиданную неловкость встречи. Бенни сел на колченогий стул напротив нее и позволил разглядывать себя: уже немолод (неужели ему всего тридцать четыре?), немощный телом, чудом выплывший из горя столь же глубокого, как все, что досталось ему в этой жизни. А он постигал реальность ее черт: очень худая, вокруг янтарных глаз сеточка мелких морщинок, густые ресницы, узел ломких волос, сухие тонкие пальцы. Он не хотел замечать несовпадения с образом, который вообразил себе, не желал замечать безобидных недостатков внешности, но да, зверь в нем подтвердил то, что Бенни почувствовал, едва войдя: его к ней не тянет, и он бессилен скрыть это от нее. Она будет разочарована?
Но словно доказывая, что лишена низменных сомнений и осуждений, она вдруг вся засветилась, о это щедрое доброе сияние – ее улыбка! Он даже отвернулся, дабы скрыть свои чувства.
– Что-то не видно Цая, – глупо пробормотал он.
– Кого?
Ее голос! Даже это короткое слово прозвучало кротко и участливо.
Он посмотрел на Риту, и она вопросительно улыбнулась.
– Я хотел прийти раньше, – запинаясь, попытался он объяснить. – Несколько раз. Но только без толку ждал, каждый раз отказывали. Как-то принес пирог, ананасовый, Кхин испекла…
