Полковник очень рассердился. Из деревни пришло много-много народу, намного больше тысячи человек, до полутора тысяч, чтобы проститься с покойным, поплакать. Плач разносился душераздирающий. Полковник пригрозил, что прикажет разогнать народ дубинками.
— Немедленно хороните, — сказал он. — Не то применим силу.
— Народ скорбит, — сказал я ему. — У людей сердце разрывается.
Под дулами винтовок мы сказали последние молитвы по усопшему и согласно ритуалу опустили тело в могилу. Чтение священных текстов смешивалось с плачем и стенаниями.
После убийства отца я не могла ни есть, ни пить. Даже влив в рот немного воды, я оказывалась не в силах ее проглотить, приходилось выплевывать. Не могла я и спать. Закрывала глаза и видела один и тот же сон, как будто передо мной стены окружной тюрьмы, но ворота ее открыты. Кто-то направляется ко мне. Я бегу навстречу. «Папа! Ты вышел! Ты свободен! Я боялась, что тебя убьют. Я думала, что тебя убили. Ты жив!» Но, не успев добежать, просыпалась и сразу вспоминала, что его больше нет.
— Пинки, ты должна что-то съесть, ты должна, — увещевала меня мать, поднося тарелку супа. — Тебе нужна будет сила, когда мы выйдем на свободу, начнем готовиться к выборам. Если ты хочешь продолжить дело отца, бороться за торжество его принципов, то ешь, чтобы поддержать силы.
И я понемногу начала питаться.
Заставила себя читать соболезнования, которые нам тайком переправляли.
«Мои дорогие тетушка и Беназир, — писала 5 апреля одна знакомая из Лахора. — Слов нет описать мою скорбь и печаль. За то, что случилось, отвечает вся нация, мы все преступники… Каждый пакистанец печален, деморализован, не уверен. Мы все виновны и отягощены грехом».
В тот же день десять тысяч пакистанцев собрались в Равалпинди на Лиакват-Багх-Коммон, куда полтора года назад стянулось громадное множество народу и где мать выступала, замещая отца, брошенного за решетку, в ходе избирательной кампании. Испугавшись невероятной популярности ПНП, Зия отменил выборы и обрек отца на смерть. Теперь люди собрались, чтобы почтить память отца и помолиться за его душу, но снова на них накинулись полиция и войска, снова в них полетели гранаты со слезоточивым газом. Люди побежали, отбиваясь от полиции, швыряя в полицейских камни. В ход пошли дубинки, полицейские хватали людей, запихивали их в фургоны. Ясмин с двумя сестрами и матерью присутствовала на этом заупокойном митинге. Туда же пришла и Амина Пирача, моя подруга, помогавшая юристам в защите отца перед Верховным судом. Она привела двух сестер, племянниц и старую
