Он серьезно смотрит на меня из-под ресниц. Вся его свирепость исчезла.
– Каждый раз, когда я так делаю, это меняет меня. Когда Гниль берет десятину, я теряю себя все больше. Мне все труднее и труднее оправиться от этого. Иногда я даже не знаю, сколько во мне меня, а сколько – отравы.
– Ты снимешь перчатки? – говорю я неуверенным голосом.
Он осторожно их стягивает и откладывает в сторону. Даже его пальцы все в шрамах, а на ладони на линии сердца есть отметина в том месте, где он порезался, чтобы сразиться с волком. Я беру его руку в свои, но он неподвижен. Интересно, когда кто-нибудь в последний раз прикасался к нему так?
Я нежно сжимаю его ладонь.
– Я не позволю тебе заблудиться.
Его рот растягивается в слабой улыбке.
– Неужели ты совсем не боишься монстров?
– Думаю, это монстры должны бояться меня.
– Виолетта, мне жаль, что я заставил Ариена приехать сюда. Я бы хотел, чтобы был какой-то другой способ.
– Я тоже.
– Пожалуйста, не говори никому о десятине. После следующего ритуала… Это не будет иметь значения, как только Гниль исчезнет.
– Хорошо. До тех пор я сохраню твой секрет. Но… – я стучу пальцем по его груди, – это дорого тебе обойдется.
Он удивленно смеется.
– И какова же цена твоего молчания?
– Я хочу книгу. Одну из тех, что ты унес из библиотеки.
– Договорились.
Мы сидим вместе, рука в руке. Эта новая близость между нами кажется странной. Словно вещь, которую легко сломать и с которой мне нужно обращаться очень осторожно. Свет от фонаря пляшет по его лицу: по его золотисто-коричневой коже, серебряным кольцам в ушах, волнам его темных волос. Он выглядит таким усталым, под его глазами лежат глубокие тени.
Вздохнув, Роуэн откидывает голову назад. Его глаза закрываются. Его ресницы – два темных полумесяца на щеках. На мгновение его лицо расслабляется, но затем он вздрагивает и садится. Это напоминает мне Ариена. Как он боролся со сном, когда боялся засыпать.
– Я могла бы… Если ты хочешь спать, я разбужу тебя, если тебе будет сниться кошмар.
– Ты не обязана этого делать.
– Я хочу остаться.
Мой голос становится тише. Я стесняюсь говорить это так прямо.
Он хмурится, но за его неуверенностью скрывается тоска. Устраивается рядом со мной. Я провожу рукой по его волосам, думая об историях, которые моя мама рассказывала Ариену и мне. О том, как феи спутывают нам кудри, пока мы спим. Спустя долгое время дыхание Роуэна становится тяжелым. Он опускается ближе. Его лоб упирается в изгиб моей шеи. Когда я смотрю на него вновь, он спит. Его напряженные руки медленно расслабляются. Он издает звук. Бормотание, которое можно принять за имя.
