– Теперь можешь идти, – грубо говорит он и показывает на дверной проем. Кровь стекает с его пальцев на пол. – Со мной все будет хорошо.
Я хватаю его за руку и поворачиваю ее ладонью вверх, обнажая глубокую рану с острыми краями.
– Ты не в порядке. Это не нормально.
Кашляя, он наклоняется вперед, а затем издает сдавленный звук. Я бросаюсь на кухню и хватаю жестяное ведро, которым пользуется Флоренс, когда убирает печной пепел. Бегу обратно в гостиную и сую ему в руки. Он сжимает его так сильно, что костяшки пальцев белеют, и сгибается еще сильнее. Сперва я колеблюсь, а затем кладу руку ему на спину.
– Не надо, – протестующе хрипит Роуэн, но его речь переходит в резкий кашель. Его начинает рвать грязной, чернильно-темной водой. У меня скручивает живот. Смутившись, я отворачиваюсь к окну, чтобы не смотреть на него.
– Гниль – она ведь внутри тебя, да?
Я начинаю сильно дрожать.
– Она отравляет тебя.
– Да.
– Ты знал. Все это время ты знал, но скрывал это от нас. Твоя семья тоже была отравлена? Они погибли из-за этого?
Я поворачиваюсь к нему.
– Если Ариен пострадает из-за твоих секретов, я…
– Не пострадает.
Он кашляет, давясь черной водой. Сплевывает и вытирает рот рукавом.
– Она не причинит ему такую боль, какую причиняет мне.
Я беру ведро, выхожу на улицу и выливаю его в сад. Меня захлестывает еще одна волна головокружительной тошноты. Я тяжело сглатываю. Делаю медленный, глубокий вдох жаркого ночного воздуха, пахнущего пыльцой и листьями.
Когда я возвращаюсь в гостиную, Роуэн уже зажег фонарь. Верхний ящик стола рядом с диваном открыт. Внутри бинты, тряпки и баночка с медово-сладкой мазью, которой Кловер смазывала мои колени. Он вычистил рану и аккуратно обернул руку льняной тканью. Все так аккуратно, так выверенно. Так же, как когда он лечил свои раны в доме на обочине дороги.
Я сажусь рядом с ним.
– Пообещай мне – поклянись честью, – что Ариен не будет таким же, как ты.
– Моя жизнь не так дорого стоит.
Он вздыхает, поправляя узел, удерживающий повязку на месте.
– Он не пострадает. Гнили нужен только я.
– Покажи мне рану.
Я смотрю на его запястье. Кровь начала просачиваться сквозь повязку. Я беру ткань из ящика и прижимаю ее к его руке. Он пытается отодвинуться, но я кладу на него другую руку, и он остается на месте.
– Я позову Кловер. Она тебя подлатает.
– Нет, не сможет.
– Что значит не сможет?
Я отдергиваю ткань. Повязка испачкана. Она не малиновая, а черная. И это не похоже на кровь. Темнее. Гуще.
