Таня подтвердила мою догадку о том, что Любарская и Сватко хорошо знакомы и не только по несчастью. Следовало еще проверить эту версию, одного показания Тани мало, но я не беспокоилась: дружба женщин не могла быть секретом, и мы это установим без затруднений.
Прокурор дал мне свою машину, и капитан Волна встретил у проходной "Радуги”, но все же мне пришлось предъявить охраннику свое удостоверение, и он добросовестно изучил его, да еще и сверил фото с оригиналом.
— Вы всегда так бдительны? — не удержалась я.
— Всегда! — отрезал он.
Мы прошли в административный корпус. Через просторную приемную, где вежливо поздоровалась со мной молоденькая секретарша, попали в кабинет директора — большой, залитый солнцем, с красивой мебелью. Приглушенно звучала музыка. "Венчает юные сердца седой паромщик”, — вкрадчиво пела Пугачева, а навстречу нам вышел из-за массивного стола интересный в возрасте мужчина в новеньком коричневатом костюме — не летнем, несмотря на жару. Крупные, словно рубленые черты лица, русые седеющие волосы, разделенные сбоку пробором, серые глаза под странно короткими бровями.
— Шершевич, — представился он, — Виктор Викторович. Директор этого, — он широко повел рукой в сторону окон, — заведения.
Мы сели в мягкие кресла, и директор принялся насмешливо-жалобно рассказывать.
— Никому угодить не могу, Наталья Борисовна, хоть и стараюсь. А тут еще эта история с Гулиным. Ах, как неприятно, как некстати все это, как мешает нам, всему коллективу!
В голосе Шершевича послышались капризные нотки, это меня особенно удивило. Мужественный, крупный, солидный мужчина — и этот тон. Я глянула на Волну, увидела в его глазах смех. Поняла: Шершевич играет со мной, кокетничает. Всерьез не принимает.
И такое со мной бывало. Да и не раз. Поэтому не разозлилась, как раньше. Спокойно встала.
— Простите, приступим к официальной части знакомства. Где я могу вас допросить? Здесь нам не помешают?
Капитан Волна подыграл мне.
— Вам готов кабинет. Можете приступать к допросам там — я вас провожу.
По взгляду Антона я поняла: поступила правильно, не дала фамильярничать директору, избалованному вниманием.
Изменил тон и Шершевич.
— Где вам будет угодно, Наталья Борисовна. Мне лично удобней здесь.
Он нажал на белоснежную клавишу селектора, строго сказал:
— Машенька, меня нет, — и повернул ко мне посерьезневшее лицо:
— Слушаю вас.
Антон ушел, а я допросила Шершевича — подробно, скрупулезно — о работе, о коллективе, о Гулине. Директор обстоятельно и почтительно рассказывал о том, что мне было уже известно. Заканчивая скучный допрос, я неожиданно для себя спросила:
